Чистые струи
Шрифт:
«Встречай среду благовещенским вагон шесть Надя».
— Жена? — спросил, пряча под простыню волосатые короткие ноги, Костя.
— Тебе не все равно? — усмехнулся Слава. — Или завидно?
Метя долго не мог уснуть и был в состоянии, близком к отчаянию. Определенность, появившаяся в душе сегодняшним необычным вечером, таяла. В голове загудело от каких-то непонятных, тяжелых и отравляющих мозг мыслей. Одно только было совершенно ясно и понятно: все пропало. Не сможет он восстановить в себе чистое, праздничное сияние, поднять
Он спал тревожно и видел короткие мучительные сны. Оказалось, что Надюха давно уже вышла замуж, у нее взрослые дети. И приехали они к старому, больному Пете из жалости. Жгучая боль ревности полоснула по сердцу. «Как же так? — спросил, глотая горячие слезы. — Почему они — вылитые я?..»
«Потому что ты их отец. Я прятала их от тебя, а ты и не догадывался об этом… Они были такие маленькие, я боялась, что ты их задушишь!»
«Я так люблю детей. Что ты выдумываешь?»
«Любишь? Это тебе кажется, что ты любишь! Не такие, как ты, детей любят. Уехал, спутался… Да ты готов был променять меня на кого угодно! Детей любишь… Да ты… Да ты… Но ничего, нашелся, слава богу, человек. Не бросил нас в беде. Детей поднял на ноги…»
«Кто же это?» — старался сам догадаться Петя.
И когда Надюха догадалась о мучившем его, сказала…
«Лесков?! — закричал страшно, помертвев ослабевшим от переживаний телом. — Да ведь это он…» И осекся, поняв вдруг, что Миша Лесков все подстроил нарочно — чтобы присвоить себе его, Петиных, детей, чтобы навсегда избавиться от Пети.
И вот он проснулся… Было еще совсем рано, может быть, часов шесть. Яркое солнце пронзало плотные полосатые шторы, за окном в лохматых ветвях южных деревьев тонкими голосками кричали и пели веселые птицы.
«Встречай среду благовещенским вагон шесть Надя».
«Видишь, как все глупо! Но я обманула ее. Мы встретимся с тобой завтра, правда? Я буду ждать тебя у морского вокзала. Часов в семь. Нет, в шесть. Лена».
— Ча-чу! Ча-чу! Ча-чу! — вскочил и сразу начал приседать, махать руками весельчак Костя. — Ча-чу! Порубаем — и на дачу! Что же Славик не вс-с-сстает? Вид-но, С-с-лавик много пьет! А Петро с-сидит ун-нылый, и-и-получив письмо от мил-лой…
— Телеграмму… — сонно пробурчал Слава. — Заткнись ради бога. Не хочу я больше на дачу! Я купаться хочу, в соленой воде плавать.
— Ча-чу, ча-чу, ча-чу! Не желает он на дачу. Плавать он, купаться хочет. Дурачок он, между прочим! Правда, Петро? На даче — огурчики, помидорчики, поедем с нами!
Петя посмотрел на него уныло, без чувств.
Все-таки — поехали.
Дача была не очень далеко — через две остановки на электричке. Участок маленький, сотки три, зажатый со всех сторон такими же участочками. А домик — и вовсе лепуха. Что там поставишь — ну, стол да три-четыре стула. Дача! В Петином понятии это что-то роскошное, не по карману абы кому. А таких дач он в Излучье налепил
— Расшнуровывайся, Петро! — суетился в младенческом восторге Костя. — Обосновывайся и ни в чем не сумлевайся. Земля принадлежит моему любимому тестю, можно топтать смело.
В подтверждение своих слов Костя снял туфли, засучил брюки и ринулся осматривать пышные грядки.
— Хозяин! — ухмыльнулся Слава. — Садись, Петро, понаблюдаем за сборщиком податей… Во, во, смотри! Что твоя легавая! Ножку согнул. Это он стойку на огурец делает.
И Петя неожиданно для себя рассмеялся.
Костя быстро и воровски оглянулся, упал на колени и пополз по грядке.
— Подкрадывается! — с серьезным видом пояснил Слава. — Цель близка. Пиль! — заорал он оглушительно. Костя подпрыгнул и упал в густую зелень.
— Взял! — сообщил Слава и пошел в домик.
Петя с интересом разглядывал примитивное строение, воздвигнутое в основном из ящичной тары. Неопытная рука сколачивала каркасик, пошедший на задки от тяжести крыши, вгоняла в проем оконную раму, навешивала двери. Все как-то по-детски просто и необдуманно. При такой площади помещения и открывать дверь внутрь!
— Хижина дяди Тома! — угадал его мысли добычливый Костя. Он пришел с дырявой кастрюлькой, полной зеленых и розовых плодов.
— Давай я дверь перевешу! — попросил Петя. — Это быстро!
— Перевесим, перевесим… Пойдем сначала займемся делом.
Дело состояло из сухого вина и закуски. И было оно, конечно, одним из приятнейших. Но Петя чувствовал за собой какую-то вину, будто вся нелепость этого домика лежала на его совести. У него просто зачесались руки, когда заметил выпирающую нескромным животом бюрократа половицу. «Уперли в стену! Дюймовка, вот и выгнулась. Пятерку бы хрен вогнали…»
— Буль-буль! — сказал Слава. — Хоть я и не хозяин, но буду делать буль-буль. Последние деньки в образе вольной птицы чайки, а мне не дают плавать в соленой воде. Ты знаешь, Петро, зачем он меня сюда таскает? Доказывает тестю, что чист и свят. Да кто на него, на татарина этого, посмотрит! Чего уж тут доказывать!?
— Ну конечно! Ты у нас красавец, ты сын какого-нибудь Ярослава Мудрого! Или грек? А что же тогда смахиваешь на Чингисхана? Кто из нас похож на татарина, а, Петро, рассуди!
Петя старался понять — насколько это они серьезно…
— Да татары вроде не такие… — сказал, потупившись.
Веселые мужики Слава и Костя засмеялись, обнаружив этим свое хорошее настроение и простую дурачливость.
Петя пил с ними горьковатое вино, хрустел сочными огурцами и время от времени вспоминал о телеграмме и записке… Ему становилось тревожно и грустно, наплывало что-то и вообще непонятное: хотелось плакать, что ли?
— Пойдем, судить будешь! — возбужденно звал Костя. — Он думает, что каждый день будет класть меня на лопатки! Вчера я просто поддался, вот так!