Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
К переработке медных концентратов плавкой КИВЦЭТ младший брат
Кунаева отношения не имел – Аскар занимался ванадием. О чем и сигнализировал Цигода. Что конечно простительно, ежели представить, как он мог разгневаться. Но это была ошибка. Если бы автор не упоминал в жалобах о главном хвостопаде, его может быть, подумав, и включили в список.
Шеф проработал в институте металлургии несколько лет и говорил, что Аскар Кунаев мужик широкий. Близкие к нему люди также свидетельствовали: "Аскар доступный парень, не выпендривается". Что
Чокин человек сверхосторожный, никогда не прибегал к угрозам. И то, как он пообещал дойти до ЦК КПСС, подействовало: Фанарина в премиальный список вернули.
"По-моему, еще никто в республике досконально не исследовал феномен казахской интеллигенции в первом поколении. И напрасно.
Весьма любопытная тема для опытного наблюдателя, имеющего привычку называть вещи своими именами.
Разумеется, я далек от того, чтобы именовать интеллигентом человека по признакам просвещенности или рода занятий. Надо помнить, что интеллигентность, как категорию, казахи заимствовали. По первородству интеллигентность в бывшем Союзе принадлежит России.
Издавна с ней в русском народе связывали меру доброты русского человека, дар сопереживания всему тому, что получило в обиходе название мягкотелость. Не будучи сословным понятием, а именно отражением душевных качеств человека, с чьей-то нелегкой руки, в
России к интеллигентам стали присоединять прослойку более или менее образованных людей, которых среди лекарей, учителей, телеграфистов, инженеров, техников и прочих до революции находилось немалое число".
Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
Кто знает, тот скажет: Шафик Чокинович просто так ни одного лишнего движения не сделает, шаги свои он всегда просчитывает, на рожон не лезет.
Чокин тоже лауреат Госпремии. Но не страны, – республики.
По-человечески он вроде и не должен вставать в позу из-за Фанарина.
Тогда почему он поднялся на защиту руководителя группы?
Во-первых, он ничем не рисковал. За отсутствием в списке Цигоды у двенадцати номинантов сильной увереннности в моральной правомочности не могло быть. У них у всех при любом упоминании фамилии первопроходчика кивцэтной плавки, как пить дать, в одном месте наблюдался, хоть и небольшой, но определенный жим-жим. Не один директор КазНИИ энергетики мог об этом догадываться.
Во-вторых, Фанарин сотрудник нашего института, и Чокин, справедливо считая Казахский НИИ энергетики своим детищем, присуждение премии своему сотруднику с полным основанием мог отнести к достижениям института, и рост послужного списка коллектива – личной заслугой.
Пять лет назад Володя Семенов говорил, что Чокин не интеллигент.
Володя сын попа и знал, о чем говорил. Шафика Чокиновича со всеми мыслимыми натяжками добреньким не назовешь.
Фая тоже безоговорочно признает в Чокине незаурядную личность, но в интеллигентности директору, так же как и Володя, отказывает.
Семенов красиво говорит. Он хоть и поповский сын, но Володе все по фигу, и гребет он исключительно и только под себя. Поповщина у него сама по себе, а он сам по себе.
Глава 31
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит…
Я быстро забыл, что сделала для меня и всей нашей семьи Гау. Тут еще матушка поволокла на Балию Ермухановну, задела Гау и Нуржика.
Теща не осталась в долгу: "Чья б корова мычала… У самой двое сумасшедших сыновей, а критикует чужих детей…".
Бекен Жумагалиевич при ссоре не присутствовал, но сказал Гау, что ее маме не следовало так говорить. Претензии копились. Я как будто ждал повода и встал на сторону Ситка.
Папа неделю с давлением лежал в больнице и позвонил мне.
– Вчера приходил Бекен… – Он протянул мне, перетянутый шпагатом, сверток из плотной бумаги.
– Что это?
– Екимжан принес два блока "Филипп Моррис".
– Спасибо.
– Мы с тобой никогда не говорили по душам… Все надеялся, что ты сам все поймешь. Ты не прекращаешь пить, а я лежу по ночам и не могу уснуть. Думаю о том, что будет после моей смерти с больными детьми.
– Папа остановился у елки. Мы прогуливались по территории больницы.
– Ты послушался нас, слава богу, наконец, женился. Родилась дочь. И распоясался. Ладно, со мной ты можешь не считаться. Но любовь к своей матери не освобождает тебя от обязанности думать своей головой. Согласен?
– Согласен. Но папа… С чего вы взяли, что я с вами не считаюсь?
Я…
– Сейчас не об этом. Я хочу, чтобы ты понял, какой золотой человек Бекен. Твоя жена чистая… Ты же ей хамишь, разрушаешь семью…
– Пап, вы не все знаете.
– Знаю или не знаю, – это мелочи. Потом я знаю твою мать, тебя.
Может уже поздно говорить, но ты должен знать: если мужчина мелочен, он не человек. Понял?
– Понял.
– Балам, прошу тебя – будь умным.
– Хорошо, пап.
– Вот… еще возьми. – Он вложил в мою ладонь три рубля.
Душа обязана трудиться,
Держи ее, злодейку, в черном теле,
И день, и ночь,
И день и ночь!
У Жаркена Каспаковича голова большая. Не такая большая, как у
Симашко или Маркизы, но все равно мама говорит, что такие головы бывают только у сверхумных ученых.
Каспаков пришел к нам домой с женой в новой югославской тройке.
На кухне переговаривались Гау и Доктор.
Я похвалил научного руководителя:
– У вас замечательный костюм.
– М-да… – Жаркен Каспакович распахнул пиджак.- Смотри, тут кармашки, и тут кармашки…
Жена Каспакова почуяла каверезность и заметила: "Что ты как маленький? Еще подумают, что у тебя только один костюм".