Что на роду написано…
Шрифт:
Живописное для глаза и благодатное для души место утопало в садах, сквозь которые едва просматривались, как с картинки из детских книжек, белые с красными крышами добротные домики высокого правобережья. Левый же берег Десны открывал дивной красоты песчаные пляжи, окружённые буйным лесом и заливными лугами. Именно здесь, среди лесных чащ, будто разбросанные небрежной рукой жемчужины на зелёном сукне ломберного стола, поблескивали маленькие озёра. Весной, во время разлива Десны, они становились частью реки. Но к середине июня каналы пересыхали, оставляя в озёрах чистейшую голубую воду с непременными
Уже по дороге из Киева он вспомнил, что практически ничего не взял из вещей, но решил не возвращаться. Нет, баста, и так тошно.
Въехав во двор дачи и выйдя из машины, Паша, как зачарованный, оглядел участок, выбеленный лепестками поздно отцветающих яблоневых и вишнёвых деревьев. Вдохнув сладковатый аромат весеннего сада и присев на крыльцо, с радостью подумал: «Вырвался! А ведь вся эта красота могла утонуть в прокуренных городских гостиных».
В доме царил полумрак, было душновато, но затхлости заброшенного жилища не ощущалось. По дороге в свою комнату Паша распахивал все окна и ставни: в гостиной, столовой и спальнях. И дом начал наполняться привычной смесью загородных запахов и еле уловимого духа старинной мебели.
Бросив сумку в своей комнате, Паша разведал ситуацию в доме. Заглянул в холодильник – пустынная зима. Открыл бар в гостиной – обнаружилось несколько бутылок шампанского и полбутылки бренди. Есть ещё не хотелось, но об ужине нужно было подумать заранее.
«Пойду пройдусь по городу – может, застану кого-то из знакомых».
Паша накинул лёгкую куртку и направился к выходу.
– Камраде Паоло! – низкий смеющийся голос остановил Павла посреди гостиной. Взглянув в окно, он увидел улыбающегося велосипедиста в кепке и тёмных очках, закрывающих половину лица.
– Привет, – автоматически поприветствовал незнакомца Павел, перебирая в уме, кто это мог быть.
– Не узнал, богатая буду, – уже искренне смеясь, незнакомец сорвал очки и кепку, и перед Пашей предстало юное, удивительно красивое женское лицо.
– Лика! – Павел с восхищением и радостью подошёл к окну и поцеловал в щёку всё ещё улыбающуюся девушку.
– Ну, что ты встала у окна? Заходи.
Он отпер калитку, забрал у девушки велосипед. Едва он успел повернуться к ней лицом, как она обвила его руками и смачно поцеловала в губы.
Они практически выросли вместе. Дружили семьями. Ещё в середине 50-х Платов-старший купил неказистый дом в Остре, перестроив его в неброское, но удобное жилище в корбюзианском стиле. Гарик, отец Лики, как-то помогал ему в этом. С тех пор они подружились и каждое лето, когда Платовы приезжали на отдых в Остёр, много времени проводили вместе.
В последние годы Павел редко наведывался на дачу. И за два года, которые он не видел Лику, она превратилась из веснушчатого подростка в не просто красивую девушку, а в прекрасное создание, вобравшее в себя как очарование молодости, так и вполне зрелую женственность. Облегающий спортивный костюм подчёркивал сформировавшуюся фигуру с высокой упругой грудью, длинными ногами, несколько широковатыми бёдрами, лицо Лики лучилось каким-то лукавым очарованием. Большие карие глаза, ровный чуть вздёрнутый нос, красиво очерченные губы открывали жемчужную россыпь белоснежных зубов.
Паша прикидывал в уме: она лет на шесть младше его – значит, сейчас ей лет семнадцать. Но то, что Паша успел разглядеть, никак не походило на школьницу с заплетёнными косичками.
– Ты чего так уставился, будто никогда не видел?
– Такую – никогда, – вполне искренне сказал Платов. – Любуюсь.
– Ну, любуйся, – и Лика ещё раз, но только сильнее прежнего, прижалась к Павлу.
Простояв так несколько минут, Паша почувствовал, что в нём начало просыпаться мужское начало. Это неприятно поразило его, и, чтобы избавиться от наваждения, Павел немного отстранился и хрипло прошептал Лике на ухо:
– Что-то это не очень похоже на встречу друзей детства.
– Так и мы уже не дети, – хихикнула Лика. – Я во всяком случае.
Лика постаралась состряпать на лице серьёзное выражение, но получалось плохо: ямочки на щеках нет-нет, а выдавали её веселье. Паша расслабился и, рассмеявшись, взял девушку за руку и повёл в дом.
Удобно устроившись в креслах гостиной, они изучающе посмотрели друг на друга.
«Действительно хороша», – подумал Павел.
– Ну рассказывай, Гликерия: как развлекается молодёжь стольного города Остёр? – Павел достал из нагрудного кармана джинсовой куртки пачку «Мальборо» и закурил.
– Дай и мне, – Лика взяла сигарету из руки Павла, немного задержав её в своей.
– Ты что, куришь?
– Да нет, балуюсь иногда, когда нервничаю. А сейчас я нервничаю… – Лика неумело затянулась, слегка закашлялась и откинулась на спинку кресла. – Мало что могу поведать тебе, мой юный друг, о досуге нашей «слабо позолоченной молодёжи». Последнее время много занимаюсь: сам понимаешь, выпускные в школе, вступительные в институт… Так, иногда встречаюсь с подружками, пару раз заходила в клуб на танцы, но быстро уносила ноги от наших ухажёров. Не вдохновляют… – Лика бросила в пепельницу недокуренную сигарету.
– Ну насчёт института можешь не беспокоиться: Гарик или Платов-старший уж куда-нибудь тебя пристроят.
– Хочу сама. И не «куда-нибудь», а изучать иностранные языки, лучше сразу несколько.
Лика рубанула рукой воздух, как бы отметая любые разговоры на эту тему.
– А вот о тебе, красавчик, наслышана очень много.
– Надеюсь, хорошего.
– Не сказала бы…
– А откуда информация?
– Подруги рассказывают. О вашей компании весь Киев судачит.
– Лихих компаний нынче хоть пруд пруди.
– Не скромничай, Паша: такая наглая и безнаказанная, как ваша, наверное, единственная на всей Украине. Хотя и о тебе я наслушалась немало.
– И что же?
Лика сразу посуровела, на долю секунды словно став старше:
– А то, что ты стал много пить. Что, кроме карт и загулов, ничем больше не интересуешься, даже футболом. И как это всё выдерживает Наташа? – Лика с облегчением выдохнула, как будто освободившись от тяжёлого душевного груза.
– Она и не выдерживает – она участвует, и не без удовольствия, прямо скажем… Приятно, когда твоя девушка – твой хороший друг. Как-то у нас всё спокойно стало, без шекспировских страстей…