Что предназначено тебе… Книга первая

Соот'Хэссе Нэйса

Задолго до заката на террасах появлялся оркестр. Кларнеты, фаготы, саксофоны и скрипки, тамтамы и барабаны оглашали сад своей музыкой. Последние любители купаться под светом луны торопились с пляжа и бежали сменить наряд на второй этаж. У ограды парка аккуратными рядами выстраивались новенькие автомобили, а в холле, на дорожках сада и террасах, сияющих разноцветным блеском огней, уже показывали свою причастность к последней моде головы, стриженные и уложенные так, что приходилось завидовать фантазии парикмахеров. Шали и украшения в волосах и ушах дам были невероятны — такие и не снились сеньоритам

с Альбиона.

Бар работал с полной нагрузкой, официанты носились по аллеям с подносами, заставленными ликерами и коктейлями, аромат жаркой летней ночи стоял в воздухе, наполненном звоном смеха и разговоров, пересудов, только-только звучавших шепотом и внезапно замолкших на полуслове сплетен, знакомств, что завязывались прямо сейчас — и которые будут прерваны, как только новые друзья отойдут друг от друга, и пылких поцелуев дам, которые виделись в первый раз.

Огни разгорались тем сильнее, чем дальше солнце уходило на другую сторону земли. Оркестр начинал играть старые песни той Италии, по которой плакало сердце каждого настоящего жителя Корсики, а хор оперных голосов звучал все громче. Смех становился все непринужденнее, всё выше. Небольшие группки гостей то и дело менялись, принимая новых людей — едва распадалась одна, как рядом уже формировалась другая.

На сцену выходили новые актёры — самоуверенные молодые кокотки и изящные юноши в костюмах, призванных не столько показать шик, сколько подчеркнуть линию спины. Тут и там вырастали они — как грибы среди солидных мужчин, привлекали внимание и либо исчезали, либо прибивались к одному из них. Спешили дальше — сквозь сменяющиеся лица, сквозь оттенки красок и голосов, в беспрестанно меняющемся свете.

— Добрый вечер, — Доминико, стоявший у бара среди шума и толкотни, услышал голос одного из молодых людей и вынужден был повернуться к нему, — меня зовут Ливи. Это значит связанный, — из-под кудрявой чёлки сверкнули голубые, как гладь залива, и такие же прозрачные глаза, — вы сегодня один?

Доминико отвернулся. Он не хотел ни с кем говорить. Всё это веселье тяжестью отзывалось в груди, и он бы давно уже покинул парк, если бы ему было куда идти.

— Я мог бы принести вам выпить и согреть вас, — юноша прильнул к его плечу.

— Я хочу побыть один, — угрюмо процедил Доминико. Смутное чувство, что он где-то уже видел этого мальчика, посетило корсиканца. Он повернулся, вглядываясь юноше в глаза, но не нашёл ничего.

Высвободив руку, Доминико направился прочь — к боковой веранде, где в относительной тиши и почти что полном одиночестве сидел Дель Маро.

— Взгляни-ка сюда, — бросил Дель Маро, разглядев силуэт Доминико издалека, и с усмешкой протянул ему толстую газету, отпечатанную на свежих хрустящих листах. — «Ковчег Альбиона переполнен до краев. Он тонет под грузом заполнивших его нищих и сумасшедших. Нет ничего удивительного в том, что они стремятся к нам. Но наш любимый Альбион — не приют для головорезов и бездельников. Чем быстрее наши порты закроются для таких, как они, тем безопаснее будет для нас всех». А знаешь, что самое смешное? — Дель Маро убрал газету от лица.

Доминико поморщился. Он знал.

Газеты никогда не имели претензий к неустроенным в жизни и бедным до последней грани нищеты иммигрантам, прибывших из любых других —

северных — стран. О них говорили с доброжелательностью и почтением, то и дело поминая присущее им «нравственное совершенство» в противовес «плохо воспитанным южанам».

«Плохо воспитанные корсиканцы», по мнению репортёров большинства альбионских газет, все до одного были жуликами и попрошайками. Временами они и в самом деле совершали преступления. Так, впрочем, было всегда — с тех пор, когда появился Альбион.

Репортёры газет на страницах изданий создавали совсем непривлекательный образ корсиканцев — с всклокоченными волосами, размахивающих руками, то и дело поминали тупое выражение их лиц и незакрывающийся от сквернословия рот. «Макаронники по своей природе не могут заботиться о собственном благосостоянии. Время, когда они перестанут клянчить подачки, не наступит никогда», — писали газеты Альбиона.

Выходцы из южноевропейских и латиноамериканских стран Старой Земли действительно когда-то были безденежными — в те дни, когда только начался Исход.

Подавляющее число их тогда было безграмотными крестьянами и рабочими. Незнание английского языка создавало еще больше проблем, хотя сами они и считали, что им повезло, несмотря на то, что им доставалась по большей части низкооплачиваемая работа в виде подметальщиков улиц, каменщиков, уборщиков, низших работников кухни, мойщиков посуды и мальчиков на побегушках.

Первые годы после Исхода южанам было трудно свыкнуться с незнакомыми привычками, которые навязывал Альбион. Они, например, никак не могли понять, почему постоянно слышат ото всех: «Спасибо, приятель!» — даже после шумного бессмысленного спора или когда кто-то уступил другому дорогу на тротуаре. Их труд оценивался очень низко, грошовый заработок был намного меньше, чем у тех, кто говорил по-английски.

Ничего странного не было в том, что нищий образ жизни и постоянное безденежье толкали южан в объятия обратной стороны закона. Они создавали банды, нападали на прохожих или очищали от ценных вещей жилье альбионцев. Вопреки ожиданию, желаемый уровень жизни таким образом никак не приближался, зато росли неприязнь к иммигрантам, переходящая в ненависть, надменность и брезгливость со стороны горожан. А полиция стала ставить человека под подозрение только потому, что он был итальянцем.

В те первые годы переселенческого урагана, затопившего Альбион, всё чаще можно было услышать: «Альбион превратился в обетованную землю для тех, кто не уважает закон, кто не хочет работать и просто собирается просить у нас милостыню. Это отсутствие инстинкта самосохранения — пропускать всех без контроля и без какого-либо разбора наполнять наши земли отбросами общества, в особенности всякими опустившимся субъектами — корсиканцами».

Альбионская пресса надрывалась: «Бесконтрольная миграция из южных стран принесла на Альбион не только незначительное количество мелких алмазов, но и горы переработанного, абсолютно бесполезного шлака».

Но, несмотря на барьеры, выставленные ищущим своего счастья корсиканцам прессой Альбиона и облеченными властью политиками, иммиграция южан продолжалась с тем же напором. Потихоньку планета, позднее получившая название Корсика, превращалась в довольно однородное этнически сообщество.