Что сказал Бенедикто. Часть 3-4
Шрифт:
– Готовы? Я начал, – сообщил он.
Он начал и при этом что-то спросил у Ленца о какой-то ученице, Ленц отвечал ему. Игра сама по себе – разговор сам по себе. Гейнц так и не поднял скрипку на плечо.
– Вы пропустили свой такт, – напомнил Венцель. – Еще раз? Возьмите ноты, господин скрипач, раз забываете.
Разговор Ленца и Венцеля возобновился. Переиграв пару нот, неверно взятых, Венцель снова дошел до четвертого такта и посмотрел на Гейнца с недоумением.
– Вы вступаете… И…
У Гейнца темнело в глазах.
– Я
– Вам это мешает? Мы же просто сыгрываемся…
– Венцель, рот закрой, начни сначала и попади хоть раз по всем нотам.
– Я не понял, – улыбка Клауса Венцеля стала остро недоумевающей. – Что за тон? Ты не на плацу, солдафон, я пианист, а не ефрейтор, чтобы ты повышал на меня голос. Я понятия не имею, почему я вообще должен с тобой играть? Ты и скрипку в руках держать не умеешь, папочке-генералу захотелось тебя потешить?
– Я переломаю тебе все твои щупальца, Венцель, если ты еще хоть раз сыграешь мимо, – сказал Гейнц. – Тебе в ноты и на клавиатуру надо смотреть, не отрываясь, до расходящегося косоглазия, раз с листа играть не умеешь, а дома Бог часу не дал выучить.
Венцель оскорблено поднялся из-за рояля.
– Сядь, – приказал ему Гейнц. – Замри и слушай, господин Ленц, не отвлекайте этого косорукого недоумка, если не хотите, чтобы он вышел отсюда через окно. Тебе никогда не говорили, Венцель, что это вообще исполнялось на клавесине? И играть ты будешь завтра на клавесине. Господин Ленц, я свой привезы, думал. Что у вас есть. Тут и в помине нет того, что ты играешь, Венцель. Пиано и форте у тебя – перекличка и отражения, они отражаются друг в друге. Крещендо и диминуэндо – у тебя нет вообще. Ты всегда здесь и сейчас. Можешь звучать, можешь себе самому откликаться. Движение, динамика – у меня, ты земля и небо, а облако – это я.
– Он бредит? – ошалело оглянулся на Ленца Венцель.
– Господин Ленц, подержите, пожалуйста, мою скрипку.
Гейнц отдал скрипку, переместил Венцеля за шиворот на соседний табурет и сел к инструменту.
– Смотри, слушай и запоминай.
Венцель хотел встать, но Гейнц начал играть его партию, и он обреченно плюхнулся на табурет.
– Ты понимаешь, о чем я с тобой говорю? – уточнил Гейнц.
– Да, я понимаю…Я как-то не обращал внимания, – без прежнего гонора ответил Венцель. Он попытался заиграть еще раз и сам остановился.
– Нет, у вас как-то иначе все это звучит, я не понимаю, почему, – безнадежно оборонялся Венцель. – Может, мы еще раз начнем, господин скрипач?
– Меня зовут Гейнц Хорн.
– Как Гейнц Хорн? Это вы Гейнц Хорн? Вы друг господина Вебера?
– Я друг господина Вебера.
– Черт, как же я не подумал… Аланд… Ну конечно, стал бы он еще за кого-то просить. Он не сказал, с кем играть… Господин Ленц, но вы-то что, не могли мне об этом сказать? Вы же знали…
– Ты не спрашивал. Мог бы, конечно, в ноты взглянуть, Клаус. Дело не в сложности нотного текста, а в том, чтобы эту
– Господин Хорн, ваш генерал попросил меня две недели назад, чтобы я сыграл на концерте с одним скрипачом Генделя, он мне заплатил, но я не думал, что играть надо с кем-то из звездных, думал, нужен концертмейстер, поиграть, знать не знал, что концерт с вами.
– Теперь можешь начинать думать, или хотя бы начни играть, думать будешь еще сутки – столько осталось до концерта.
– …Но я не могу с вами играть! – Венцель сыграл пару частей и сам встал из-за рояля. – Я не тяну – это все ваш чертов Аланд! Я верну ему его деньги!..
– Через два года вернется, отдашь. Клаус, сядь рядом, дай свои щупальца, не бойся, ломать не буду, где есть раскаянье – там есть надежда. Господин Ленц, для вас не будет обидно, если я попрошу вас положить мою скрипку в футляр и оставить нас на час?
– Нет, в зал уже пришли, зал занят, пойдемте, – ответил Ленц.
Венцель взял ноты и пошел к дверям, а Гейнц, сразу обратив внимание на скрипку в руках одного из входящих, сел в зале.
– Можно послушать? Наша репетиция, я так понял, закончилась…
– Кто вы такой? И что вы в военном мундире здесь делаете? – строго спросил у Гейнца пожилой человек – педагог или концертмейстер вошедшего скрипача.
– Я здесь завтра играю, играть я буду во фраке, можете не переживать.
– Кто это такой? – пожилой переадресовал вопрос Ленцу.
– Это Гейнц Хорн.
– Аландовский… Выйдите отсюда вон, – сказал он Гейнцу категорично.
– Как вам угодно, – Гейнц с полупоклоном поднялся и вышел.
– Венцель, можешь отдыхать, я Вебера попрошу, будем надеяться, что он не откажет. Клавесин можно привезти свой?
– С роялем было бы иначе, но все давно привыкли. Как хочешь, Гейнц, но ты зря, Клаус хорошо бы завтра сыграл, – возразил Ленц, очень огорченный.
– Не уверен, если, конечно, вы не научились колдовать, господин Ленц. Или, может быть, Клаус, ты как раз виртуозно играешь на клавесине?
– Нет, господин Хорн. Пробовал, но не моё, – тихо ответил Венцель, пряча глаза.
Гейнц поехал к Веберу.
– Фенрих, ты завтра играешь со мной, – сообщил он с порога.
– Почему? Пианист не понравился?
– Я тебе говорю, у Аланда не все дома. Знаешь, кто мне должен был аккомпанировать? Клаус Венцель, племянник Агнес, которого сам Аланд на дух не выносит.
– Стал бы он его просить, Гейнц, с тобой играть, если бы не выносил его на дух. Я не знал, что у него есть племянник.
– Не у него, у Агнес. Ни имени, ни чем занимается – мне дела не было.
– Так с чего ты взял, что это он?
– Не знаю, он что-то такое сказал, я все понял. Вебер, я все понял, я сам перед Аландом так выделывался – что мне Гендель, я его сто лет назад переиграл всего, пока Аланд мне пару сонат не сыграл. Вебер, сыграй завтра со мной. Клавесин возьмем свой, сегодня еще есть время поиграть.