Что сказал Бенедикто. Часть 3-4
Шрифт:
– Аланд?
– Кто ж еще? Все, что спиртного в доме было, при мне в унитаз, но Агнес в тот же день перевезла меня на другую квартиру, поменьше, попроще, зато кошмары мучить перестали. Деньги она мне на счет положила, до двадцати лет я ими пользоваться не мог, они мне с Аландом и учебу оплачивали, и на жизнь давали. В двадцать я стал ассистентом у своего профессора, ученицы, женщины, друзья, карты, рестораны, доступ к деньгам получил – и мигом спустил. От Аланда больше не гроша, пришлось по урокам бегать, но, понимаешь, я не могу быть один, особенно вечерами. Если с ученицей ничего
– И пришел Аланд? – Вебер рассмеялся.
– Ну да, я с тех пор больше домой не приглашал. Было очень неловко – подругу-то мою он отпустил, а меня нет…
– Значит, Агнес ты часто видел?
– Последние годы реже, в детстве она никогда не забывала приехать, хоть на час. Но обычно бывала дольше, я без нее бы не выжил. Дома все было противно, я надеялся, что она меня заберет, мать не отдавала, считала себя богемой, отца богачом, а отец ее бросил, разумеется, сам порошком не баловался, но когда он уехал, наша квартира стала притоном.
– Почему отец тебя не забрал?
– Он уехал уже с другой семьей, зачем я ему был нужен? Говорил, гимназию закончишь, приезжай, к делу пристрою. Я не захотел, мать умерла. В коммерции я ничего не понимаю, хотел играть, у меня получалось. Агнес всегда заботилась, чтобы у меня были приличные учителя, чтобы я поменьше находился дома. Я в Школе Музыки по полдня болтался, даже когда учился в гимназии, а потом только ночевать домой уходил.
– Аланд тебя в Корпус не звал?
– Агнес что-то иногда об этом говорила, но ты же понимаешь, Рудольф, что военная форма и я – это несовместимо, а тем более – я и Аланд. Я его как увижу, у меня колени подгибаются. То, что он меня отшлепал пару раз, чепуха, если подумать, то он был прав, но когда он на меня смотрит, я таким дерьмом себя чувствую.
– Потому что ты сам знаешь, что живешь не так, как должен, но ничего не захотел изменить. Аланд не причем, в его присутствии ты острее чувствовал, что живешь не правильно, оставим этот разговор. Располагайся в моей комнате, отдохни. Я закроюсь, мне надо настроиться на работу.
– Хорошо, если бы ты меня не забрал, я не знаю, что бы я с собой сделал.
– Клаус, это в прошлом, этого больше нет, иногда с собой бывает трудно договориться, и со мной не раз это случалось.
– С тобой? Если бы я таким, как ты, так мне бы больше и не надо. Пошел бы на Небеса Господа благодарить и славить.
– …Клаус, а у Агнес темные волосы – свои? Или она их красит?
– Она всегда такая была. Хотя… Ты у них дома был?
– Был.
– В ее комнате висит странный портрет, там она светловолосая. Я ее спрашивал, почему так нарисовано, она не ответила. Обычно на все мои вопросы она отвечает, а тут ни в какую. Почему ты спросил об этом?
– А у твоей матери?
– Моя была блондинка, я весь в нее. Почему ты об этом спрашиваешь?
– Просто так.
Медитация вернула Вебера в состояние покоя и внутренней бодрости, позаниматься как следует ему сегодня
– Не заснуть, обо всем уже передумал. Мы едем?
– Может, тебе лучше отоспаться?
– Нет, я с тобой, Рудольф, сейчас еще Гейнц приедет, он ведь здесь живет?
– Мы два дня как покинули Корпус, трудно сказать, кто где живет. Но если он и вернется, тебе-то что? Ты спишь в моей комнате.
– Нет, я не засну, я боюсь его, я с тобой.
Вебер прислушался к шагам на лестнице, интуиция у Венцеля отличная.
– А вот и Гейнц.
Глава 66. Гастроли Гейнца Хорна
Гейнц вошел, вопросительно посмотрел на Вебера. Глаза Гейнца странно блестели.
– Извините, что помешал, не знал, что у тебя гости, Вебер.
– Гейнц, ты что, пьян?
– Пара бокалов сухого еще никого не сделали пьяным, Вебер. Вы куда-то собрались?
– Я поехал заниматься.
– С Венцелем?
– Гейнц, если ты после каждого концерта будешь так ужинать, то к приезду Аланда ты сопьешься.
– Вебер, хоть тебе и поручено меня воспитывать, но лучше не пытайся. Ты зря уехал. Мне предложили такие контракты – могу составить протекцию и тебе.
– Какие контракты, Гейнц?
– То, что Ленц и обещал, там сегодня был один дирижер – итальянец. Короче, через четыре дня я уезжаю в Рим, приеду не скоро, успеешь от меня отдохнуть.
– Гейнц, Аланд запретил тебе это делать.
– Он мне не запретил, он мне не советовал. Это не одно и то же.
– Гейнц, поговорим об этом завтра, ляг проспись.
– Я трезв. А этого ты зачем сюда притащил? Он теперь твой приятель – или что-то еще?
– Клаус, поезжай на такси, сегодня, я так понимаю, все отменяется, я не могу его одного оставить. Сейчас машину вызову.
– Можешь проваливать со своим Венцелем, я подписал хорошие контракты, а ты нет чтоб порадоваться, готов представить меня пьяным дураком.
– Гейнц, говорить будем утром, ляг спать. Клаус, сейчас, машина быстро приедет.
Гейнц пошел на кухню, сел за стол, нахмуренный и сердитый.
– Венцель, иди сюда, – требовательно сказал он.
Венцель вопросительно взглянул на Вебера, набиравшего номер, но пошел.
– Сядь. Что ты сюда приперся?
– Я просил господина Вебера позаниматься со мной, он, правда, сказал, что не занимается преподаванием, и сказал, чтобы я с вами договаривался, но раз вы уезжаете…
Гейнц врезал ладонью по столу, Венцель вздрогнул всем телом.
– Ты в двенадцать ночи надумал прийти договариваться?
Ладонь Гейнца еще раз врезалась в крышку стола.
– Что тебе от Вебера надо?
– Ничего, мы просто разговаривали.
– Вебер, значит, остаться с нами поговорить у тебя не было времени, а с этой овцой ты пробеседовал вечер и тебе не жаль твоего драгоценного времени?
Вебер вызвал такси и пришел на кухню.
– Клаус, идем вниз, не обращай внимания. Я впервые вижу его таким, жаль, что это произошло при тебе.