Что сказал Бенедикто. Часть 3-4
Шрифт:
– Я тебе задал вопрос, Вебер, – настаивал Гейнц.
– Ну, и черт с ним, с твоим вопросом, Гейнц. Пошли, Клаус, я тебя до машины провожу. Не обращай внимания и не говори никому, его бесы дерут. Видишь, он уже в Рим собрался, ему плевать, что у него через неделю следующий концерт.
– У меня был заявлен Корелли вот с этим плешивым придурком, а ты просил тебя больше по поводу совместных выступлений не беспокоить. Так что концерта не будет, и сонаты Баха я с ним тоже играть бы не стал. Я ничего и никогда с этим клоуном
– Я уволился сегодня, господин Хорн, – ответил Клаус. – Я не ассистент профессора, я там больше никто.
Глаза Гейнца блестели металлическим блеском.
– Ты сам по себе никто, но то, что ты это понимаешь, конечно, говорит в твою пользу.
– Клаус, ты официально уволился? – забеспокоился Вебер. – Ты мне не сказал.
– А что об этом говорить? Это естественно.
Гейнц поднялся, видимо, для того, чтобы с одобрением похлопать Венцеля по плечу, Вебер встал между ними.
– Гейнц, я сейчас вернусь, и мы обо всем поговорим, – сказал он Гейнцу, но Гейнц непременно хотел дотянуться до Венцеля.
– Гейнц, оставь его в покое, мы обо всем с тобой поговорим.
Вебер почти выпихнул Венцеля на лестницу, чувствуя, что покровительственным похлопыванием по плечу может дело не кончиться, Клаус вспылит, он готов взорваться, давить на него больше нельзя.
Гейнц вышел на площадку и крикнул им вдогонку.
– Когда я вернусь, Венцель, я тебя научу играть, приходи. Правда, не на рояле, а губной гармошке, это немного проще, у тебя получится.
Клаус вскинул голову, чтобы что-то ответить Гейнцу, но Вебер потащил Клауса вниз.
– Клаус, он пьян, завтра он сам будет стыдиться себя, никогда не слушай пьяных дураков.
– Кто пьяный дурак, Вебер? Сходи напейся, чтоб это был ты, – Гейнц с его слухом не мог не услышать слов Вебера, думал Вебер сейчас не про Гейнца, он чувствовал, как подрагивают напряженные плечи Клауса.
– Клаус, утром я все равно сбирался заехать в Школу Музыки договориться насчет органа, надо отменить твое необдуманное решение, тебе нельзя пока оттуда уходить. Потом я поеду в Потсдам, там великолепный орган, поедем вместе. Адрес говори, я за тобой заеду.
– Не надо, Рудольф, я не подумал, что у тебя из-за меня будут неприятности.
– Не из-за тебя, Аланда нет, некому всыпать, хоть он и напился. Никогда я его таким не видел, и ехать ему никуда нельзя. Клаус, дай мне слово, что ты сейчас вернешься домой и ляжешь спать, я не могу укараулить вас обоих. Утром все будет выглядеть иначе.
– Рудольф, спасибо тебе, я не думал, что у Аланда учатся люди. Думал, такие же, как он – или вроде твоего Гейнца Хорна.
– Гейнц не такой, он перед тобой извинится. И уволился ты зря, завтра мы все отыграем назад. Ты должен мне пообещать, что утром мы поговорим
Венцель пробормотал адрес таксисту, упрямо отворачивался от Вебера, опять на него накатило отчаянье. Вебер пытался увидеть его глаза, соображал, что сказать, как заставить его до утра ничего не натворить? И Гейнца оставлять нельзя, пил он не сухое вино, а что-то намного крепче.
– Клаус, я привезу завтра ноты двойных фортепианных концертов, Гейнц играть не будет, а мы через неделю сыграем.
– Вы так думаете?
– Я знаю, Клаус, завтра ты вернешься в свою Школу Музыки, утром приеду.
– Хорошо.
Машина уехала. Странно, что Гейнц доехал до дома без приключений, впрочем, его машина поцарапана, на каком-то из поворотов он уже искру для себя высекал. Вебер перевел дух и побежал наверх. Гейнц мрачно сидел за столом. Бледный, серый, круги под глазами, лицо его словно похудело, черты заострялись.
– Тебе плохо?
– Выпил лишку, не знал, что так развезет. Не смотри на меня.
Упираясь в стол, он с трудом поднялся и пошел в комнату.
– Гейнц, Венцель был в отчаянье. Я не мог пройти мимо.
– Мне какое дело? Я у тебя лягу, укрой меня чем-нибудь. Что-то мне плохо, но ты поезжай, знимайся. Слово даю – буду спать. Ты меня выручил сегодня. А в Италию и по Европе дальше я все-таки поеду, извини.
– Хорошо, хорошо, завтра расскажешь.
Гейнц не спал, Вебер слышал, как тот ворочается. Вебер прислушивался к звукам в комнате и ничем не мог заняться. Он перебирал ноты на полке, откладывая фортепианные дуэты. Начало светать. Гейнц, бледный и измученный, появился на пороге.
– Фенрих, что-то не то, – сказал он. – Сердце… У тебя ничего нет для такого случая?
«Не то» было до такой степени, что у него забирало дыхание, и черты лица его заострились, как у мертвеца, он напряженно держался за оба косяка и всё равно еле стоял.
– Гейнц, осторожно, ляг, – Вебер переложил его руку себе на шею, помог ему лечь, наклонился к его груди. – Лежи, я послушаю…
Вебер никак не думал, что врачебные инструкции Аланда понадобятся так скоро.
Вебера охватила паника.
– Повыше меня подними, не дышится. Опять эта ерунда…
– Молниеносно пошло. Надо было сразу сказать, что тебе плохо с сердцем. Лежи, Аланд мне все сказал.
– Я вчера сразу понял, что перебрал, поехал на озеро, думал, в холодной воде хмель сойдет. С ними-то я был всего час – бутылка коньяка на троих. Они с Ленцем пьют, как так и надо, еще заказали, молодцы – что Ленц, что этот итальянец.
– Ты еще и в ледяной воде наплавался?
– Ну, я же понимал, что от тебя мне влетит, если я такой явлюсь. К себе не поехал, понял, что не стоит от тебя пока уезжать. А тут этот слизняк…
– Гейнц, а если бы сердце в воде остановилось… И машина у тебя разбита.