Что сказал Бенедикто. Часть 3-4
Шрифт:
– Вы же не пошли с ними в ресторан, вы поедете заниматься?
– Еду я на своих двух ногах, это займет куда больше времени.
– Господин Вебер, я послушаю? Клянусь, я не отвлеку вас ни разу.
– Я буду играть на органе, это не ваш инструмент.
– Я хочу посмотреть, как вы работаете.
– Как я работаю, вы не увидите, попросите господина Аланда, когда он вернется, научить вас работать – вы ведь знакомы с ним?
– Лучше бы не был.
– Вы, в самом деле, племянник фрау Агнес?
– Да. Аланда я видел редко, он меня не выносит – и это взаимно.
– А
Венцель остался стоять, пронзительно глядя Веберу в спину, так что Вебер даже оглянулся, чувствуя его взгляд между лопаток. Венцель отвернулся, но то, как ему сейчас плохо Вебер чувствовал, словно он сам только что пережил этот позорный вечер.
«Может, и черт с ним, пусть слушает? Вдруг ему в храме станет легче?» – капитулировал Вебер перед его отчаяньем. Венцель, задирая ссутулившиеся плечи, заставил себя сдвинуться с места, посмотрел по сторонам, быстро пошел, на другой стороне улицы остановился и, сделав еще несколько шагов, остановился опять. Пошел к скамейкам, сел, вдел напряженные пальцы в волосы, Вебер подумал, что все-таки в чем-то необъяснимом Венцель напоминает ему Абеля.
Вебер смотрел на поломавшуюся фигуру, замершую на скамье, что он сейчас натворит? Хорошо если просто напьется. И тоже не хорошо, потому что завтра он проснется, путая тошноту от спиртного с отвращением к себе. Это не дело Вебера, но если Венцель племянник Агнес, то и Абелю он не совсем никто, как бы это недоказуемо не было.
Вебер увидел такси, подумал, что деньги, пусть не с собой, но дома найдутся, он спасет полтора часа времени, попросил таксиста подъехать к скамейкам, подошел к Венцелю.
– У вас еще не пропала тяга к органной музыке, Клаус?
Венцель поднял глаза, встал, растирая лоб, словно у него страшно заболела голова.
– Но мне нужно заехать домой, – предупредил Вебер. Венцель кивнул.
– Мне торопиться некуда, меня никто не ждет.
– Садитесь, – Вебер открыл перед Венцелем дверцу. – Пышный ужин не обещаю, но чаю выпьем.
– Спасибо, господин Вебер.
– Тебе сколько лет, Клаус?
– Двадцать два.
– А мне двадцать шесть, не такая разница, чтобы так официально. Рудольф, – Вебер протянул ему руку.
Венцель неуверенно пожал его ладонь, сел в машину, так и не подняв больше глаз.
– Спасибо, господин Вебер.
– Запоминай с первого раза, Клаус, я сказал, как ко мне обращаться. Клаус, ты Абеля знал?
– Он иногда привозил Агнес, мы не общались, но он хоть не морщился, как Аланд, когда меня видел.
– А Аланд морщился?
– Да.
– Когда ты с ним последний раз виделся?
– Недели две назад, он пришел ко мне в класс, предложил сыграть с одним скрипачом, сказал, что могу подзаработать, деньги отдал сразу, так что они ваши.
– За такси заплатишь, а то мне на четвёртый этаж за ними бежать придется, – улыбнулся Вебер, Венцель тоже, наконец, улыбнулся.
– Он не сказал, с кем играть,
– И как ты ошибся, – Вебер засмеялся.
– Да, сказал бы сразу, что с Хорном, я бы и связываться не стал.
– Он часто к тебе с такими просьбами обращался?
– Он ко мне вообще не обращался, он у Агнес обо мне все выспрашивал, а меня как минус-объект игнорировал.
– А тут сам пришел?
– Я накануне проигрался в карты, думал, он по этому поводу, у меня ни гроша за душой. Думал, он мне опять сейчас нагоняй устроит при ученице, он же всегда, как черт. А поскольку он меня считал тупицей, я полагал, что и играть он пришлет какого-нибудь впору мне дурака. Я деньги взял, с кем играть не спрашивал – какая разница? Вы не думайте, что я к вам в претензии, я вчера играл весь день и всю ночь, я вообще не ложился, думал, что стало получше, а вас услышал…
– Мы перешли на ты, Клаус. Не думай больше о концерте, в храме отдохнешь, я тебе колыбельные поиграю.
Венцель улыбнулся, Вебер почти простил себе свой мягкотелый поступок. Главное, чтобы ни медитация, ни занятия сегодня не пострадали, а то, что этот бедолага с выплаканными глазами заулыбался, простит Веберу Господь, и, будем надеяться, Аланд тоже.
Они поднялись в квартиру, Вебер поручил Венцелю приготовление чая, ушел переодеваться, пусть это не гостеприимно – отправлять гостя с приготовлениями на кухню, но Венцелю надо отвлечься. В голове вертелся их короткий разговор. Почему он сказал, что Аланд появляется, как черт, что за нагоняи устраивал ему Аланд, раз они не общались? И точно ли они не общались, как пытается Венцель изобразить?
– Аланд приходил к тебе без Агнес? Ты говорил про его нагоняи – такое случалось?
– Пару раз было. Когда мать умерла, я остался один. Отец уже лет пять жил в Штатах, мать все опиумом забавлялась, пока однажды, не знаю, случайно или нарочно, но она перебрала. Квартира огромная, я один, мне шестнадцать лет. Агнес, конечно, приезжала каждый день, но большую часть времени я был один. Гимназию закончил, в Школу музыки меня приняли без вопросов, я неплохо, вообще-то, играю, и занимался я, сколько себя помню. Было тошно, хоть руки на себя наложи, я нашел в комнате у матери опиум, решил попробовать. Попробовать не успел, потому что явился Аланд, думаешь, он мне хоть слово сказал?
– Нет, просто всыпал.
– Да, но порошок унес. Я разозлился, проревелся, думал, все равно себя прикончу. Пришла Агнес – все вроде бы и ничего, слезки мне вытерла, объяснила мне еще раз все, что я и так знаю, уснул, проснулся, опять никого, квартира с обколовшимися и обкурившимися призраками мамочкиных вечных гостей, – как я их всех ненавидел, ты не представляешь. Мне было так плохо, на улицу вышел – там холод, идти некуда, вернулся домой – те же кошмары. Вспомнил, что у матери в комнате еще коньяк и вино всякое для ее кавалеров стояло, выпил, уснул, а проснулся оттого, что опять эта сволочь из меня не то что душу, а и кишки выворачивает, над унитазом меня нагнул и, пока из меня все не вывернуло, не успокоился.