Что сказал Бенедикто. Часть 3-4
Шрифт:
– Пока ему в Рим не надо, хорошо, что он никуда не поедет. Он сам не поедет, тебе не придется его удерживать. Как тебе Клаус?
– Хороший парень. Молодой, конечно, но даже при его образе жизни, по-моему, гнили в нем не много.
– Ты его ненамного старше, Рудольф, ты иногда забываешь, что ты совсем еще молодой, с нами, стариками, связался…
– От Коха не было вестей? Тебе трудно без него?
– Я с ним, но я буду рада, когда его голос зазвучит в стенах Корпуса или дома. И он совсем не старый дурак, Рудольф,
– Прости меня, Анна-Мария, я Коха люблю, я знаю, что он особенный. Не объять мозгами все, что они с собой в мою жизнь принесли. Ты себя хорошо чувствуешь?
– После операции, которую Фердинанд сделал, очень хорошо.
– Но тебе нельзя иметь детей?
– Мне сорок один – про это следует помнить.
– Прости, Анна-Мария, ты мне кажешься такой молодой, ты совсем не меняешься. Все хорошо?
– Все хорошо. Пойми, что у меня просто иначе, чем у тебя, все хорошо, и я, как и ты, не могу заснуть от счастья.
– Здесь так тихо. Мне так жаль, что спит Альберт, спит Анечка…Скоро рассвет.
– Сходи, разбуди жену, потом вы вдвоем тихонько выкрадете Альберта из его постели – он будет рад проснуться среди вас, и увидеть, как встает солнце. Не думай, что он маленький. Гейнц с ним обо всем говорил, что Альберт понимает, не знаю, но как он всех слушает, как он жадно живет… Иди, я посижу у картины, я сама каждую ночь прихожу сюда и сижу перед ней. В ней, действительно, свет. Иди тихо-тихо к жене, тихо-тихо ее разбуди. Не торопись, я еще не поговорила с Вильгельмом, у нас с ним встреча – под этой сиренью, дай мне побыть с ним. Ты сегодня едва не сорвал нам свидание, – она улыбнулась.
– Я всегда знал, что ты необыкновенная женщина, я понимаю, почему Кох и Абель за тебя всю жизнь сражались.
– Слава Богу, не всю, Фердинанд ошибся, Аланд ему об этом сразу сказал. Только вы упрямые, бедный Аланд, как он с вами управляется?
– Небо только синеет, до восхода солнца еще есть время.
– Да. Солнце из-за горизонта покажется вон там, его отсюда очень хорошо видно.
Глава 68. Тёмные мысли
Вебер был абсолютно уверен, что за время его отсутствия Гейнцу станет лучше.
Он вошел в комнату. Гейнц улыбнулся, но выглядел он совсем изможденным: огромные синие тени лежали у него вокруг глаз и у рта, черты заострились, белые руки лежали вдоль тела, он даже не попытался подать Веберу руку.
Венцель сидел рядом в кресле, просматривал какие-то ноты, на Вебера взглянул грустно и тут же отвел взгляд. Вебер взял холодную руку Гейнца, сел рядом.
– Я тебя дождался, – почти беззвучно произнес Гейнц. Вебер повернулся к Венцелю.
– Где фрау Агнес?
– Она не сказала, куда ушла, просила
– Хотел с Клаусом посмотреть его дуэты, мне нот в руках не удержать.
– Зачем?
– Он какую-то чушь играет…
– Клаус, поезжай домой, при нём нельзя играть, Гейнц не может не слушать, если что-то звучит.
– Он меня сам отправил играть.
Гейнц прикрыл глаза. Вебер с Клаусом вышли на кухню.
– Рудольф, ему вдруг стало хуже, – шепотом заговорил Клаус. – Под утро он уснул, но… Ты видишь, что с ним? Он даже головы не может поднять… Агнес плакала на кухне, я никогда не видел, чтоб она плакала.
– Что она говорит?
– Ничего. Молчит.
Вебер вернулся к Гейнцу, тот открыл глаза, снова чуть улыбнулся.
– Ты посидишь со мной? Я опять видел этот сон…
– Гейнцек, тебе и раньше он снился, что-то изменится в твоей жизни.
– Тогда Аланд приехал, теперь он не приедет. Думаю, Агнес потому и плакала, она-то всё понимает. Как-то странно я съездил на гастроли.
– Аланд бы не оставил тебя, если бы ты мог умереть.
– Он же не знал, что я напьюсь и полезу в ледяную воду.
Гейнц посмотрел на стакан с питьем, Вебер сам напоил его, осторожно уложил его голову на подушку.
– Странно, что Агнес ушла.
– Я слышал, как она машину вызывала… Расскажи, как там все? Говори, даже если тебе покажется, что я сплю, я все слышу и понимаю. Странное состояние… Так уже было, когда Аланд меня забрал в Корпус… Он сажал меня в кресло, садился рядом, учил медитации, но я, кажется, сидя задремывал, он сидел со мной… Нет сил говорить.
– Есть у тебя силы, у тебя смысла нет, Гейнц. Сон – это про Город?
– Да. Там я понимаю, что во всём есть смысл, там звучит непередаваемая музыка, там невыносимо красиво, это нельзя рассказать…Я хочу быть там, эдесь я противен себе.
Вебер вышел, отправил Венцеля домой и опять сел перед Гейнцем.
– Гейнц, Аланд мне сто раз сказал, чем я должен с тобой заниматься, что концерты концертами, но и для меня, и для тебя не это главное.
– Не надо, Вебер, Аланд бы взял меня с собой, если бы это было так.
– Он не взял тебя с собой, потому что ты должен играть, Гейнц.
– Какие силы, Вебер? Зачем? Лучше скажи, что делает мой Альбертик?
– Зацеловал твой портрет, ни один так не замазан по краю, как твой.
– Какой еще портрет?
– Аланд придумал. Входишь в дом – все наши рожи в портретных изображениях в ряд на стене. Имитация нашего присутствия. Альберт со всеми здоровается по утрам, прощается по вечерам. Абеля зовет, как ты его научил, Абелёчком. Но твой он – подставляет стул, залезает – и целует.
– …Я хочу его увидеть, Вебер. Привез бы ты его, мне бы на него еще раз посмотреть, послушать его речи – и я бы без претензий убрался.