Чужая роза
Шрифт:
Форнезе достал из кармана еще один строникс, помеченный знакомой закорючкой.
— Смотри.
Марко взял со стола серебряное блюдо, капнул каплю из первого строникса, спустя пару секунд добавил из второго, раздалось шипение, и над плоской поверхностью вспыхнул яркий огонь.
Абьери смотрел на него, как завороженный.
— Видишь?
— Подожди, но я…
Он замолчал и задумался. Точно. Рана на пальце Алессии. Он ведь почувствовал тогда вкус крови.
— Алессия поранила руку, а я слизал выступившую
— Может, потому, что является символом власти вашего рода? Рода, оказавшегося под клятвой и пострадавшего от ее нарушения.
— Я ведь чувствовал тогда, что тьма отступает перед пламенем, — негромко сказал Абьери. — Казалось, еще немного, и она растворится без следа.
— Нужно найти девушку, — в голосе Марко звучали непривычные нотки. — Нет, я не считаю, что был неправ, когда уговорил ее уйти, я действовал в твоих интересах, и не буду за это извиняться. Но то, что она может тебе помочь, все меняет.
В глазах друга серой дымкой застыло упрямство. Марко не готов был признавать свою вину. Упертый сукин сын.
— Я покопался в библиотеке гильдии и обнаружил в одной из старых книг интересный ритуал, — вытирая платком сочащуюся из разбитой губы кровь, пояснил Марко. — Суть его сводится к тому, чтобы перелить кровь одного человека другому с помощью магических потоков. Довольно сложное действие, но если как следует подготовиться, все должно получиться.
— Много нужно крови?
— В нашем случае, чем больше, тем лучше.
— Исключено.
Абьери твердо посмотрел на друга.
— Почему? — не понял Форнезе.
— Алессия носит под сердцем ребенка. И даже под страхом смерти я не позволю подвергнуть ее опасности. Говорю тебе, как есть. Если вдруг вздумаешь опять строить козни за моей спиной, знай, что я убью тебя вот этими руками.
Абьери ударил по столу ладонями, припечатывая сказанное.
— Приворожила она тебя, что ли? — пробормотал Форнезе и поморщился. — Успокойся. Я не собираюсь ничего предпринимать без твоего согласия. Что ты из меня изверга делаешь?
Абьери хотел ответить, но в этот момент загорелся красным переговорный перстень, и он повернул камень.
— Что у тебя, Лупо?
— Мы отследили путь ньоры Алессии из дворца. Она была в аргестерии, Сантони сказал, положила на хранение кошель с золотыми. После этого ньора дошла до улицы Варде, а дальше ее след теряется. Магические поисковики сбиваются, видимо, кто-то позаботился о том, чтобы не оставить никаких зацепок.
Абьери стукнул по столу кулаком и выругался. Форнезе виновато поморщился.
— Где вы сейчас?
— На пересечении Варде и Канторе.
— Ждите. Скоро буду, — приказал Абьери и поднялся из-за стола.
— Я с тобой, — вскочил с кресла Форнезе.
Алессандро хотел отказаться, но посмотрел на друга и молча
Алессия Пьезе
На пятый день нашего путешествия мы добрались до границы с Саритией. Гвидо гнал повозку, как сумасшедший, меняя лошадей на постоялых дворах и не жалея ни сил, ни денег на то, чтобы поскорее убраться из Ветерии.
Зря я надеялась, что сумею сбежать. Храмовник не выпускал меня из виду ни на секунду, а во время остановок привязывал веревкой к своему поясу и не позволял отойти дальше, чем на пару шагов.
С каждым прожитым днем, с каждой стадией, приближающей нас к горе Харда, я ненавидела его все больше, а Гвидо чуял мою ненависть, как хищники чуют запах страха, и скалил зубы в волчьей улыбке.
— Мечтаешь меня убить? — насмехался он. — Ну, что уставилась? Меня этими колдовскими штучками не проймешь. Сколько хочешь ведьмовскими глазищами сверкай, а ничего не выйдет.
Он поцеловал висящий на шее оберег в виде заключенного в круг креста, а я прислонилась спиной к борту повозки и спросила:
— За что ты меня так ненавидишь?
— Все женщины — дьявольские отродья, — сказал, как выплюнул, Гвидо, и его повернутое ко мне лицо перекосила злобная гримаса, а в глазах мелькнула боль. Застарелая, вымученная, идущая из глубины души.
И чем больше я смотрела на храмовника, тем острее ощущала отголоски этой боли.
— Как звали ту женщину?
Мой вопрос прозвучал тихо. Я не особо надеялась на ответ, но Гвидо удивил.
— Тания. Ее звали Тания, — хрипло сказал он и отвернулся, но я успела заметить, как дернулась его щека.
— И что она сделала?
— Забрала моего сына и ушла.
— У тебя был сын?
Я сама не заметила, как перешла на ты.
— Джеронимо. Ему было полгода, когда это исчадье ада, его мать, сбежала от меня в свой бесовский мир. Исчезла в недрах горы Харда, и я ничего не смог сделать. Но я все равно найду своего мальчика. Я поклялся в этом Кровоточащему Сердцу Господню. Найду, вырву из сетей дьявола, и верну домой.
— Выходит, твоя женщина была иномирянкой?
Мне нетрудно было сложить два и два. Судя по всему, Гвидо воспользовался, как говорили в моем мире, служебным положением и, вместо того, чтобы уничтожить «исчадие ада», сделал ее своей любовницей.
— Она была дочерью дьявола, — прохрипел храмовник. — Прекрасной и бесстыжей, как все рыжие ведьмы.
В его голосе мне послышалась тоска. «Крепко же ты влип, брат Гвидо, — хмыкнула про себя. — Влюбился, вопреки законам Ордена, родил ребенка и умудрился потерять и его, и любимую женщину. А теперь пытаешься ненавидеть ту, что зацепила сердце и заставила понять, что в первую очередь ты мужчина, а уже потом — член Ордена Храмовников».