Чжунгоцзе, плетение узлов

Никитина Татьяна

— Ты проспал полдня. Хотя господин Цуйчжу и велел не волноваться — ты ведь так мало спал в последние дни. Но мне все равно было тревожно. Ты плакал во сне. Что тебе снилось?

— Чжай-эр, где мы сейчас?

— Мы у господина Цуйчжу.

— Как мы здесь оказались?

— Вчера пришли, Юньфэн-сюн. Ты еще не очнулся ото сна?

— Неужели мне все приснилось? Что за зелье мне вчера дал господин Цуйчжу?

Юньфэн рассказал Нежате сон…

— Я понял, что мне не нужно никуда уезжать. Мое место здесь, а твое — там.

И они вернулись в столицу, где все было по-прежнему хорошо.

На

прощанье Юньфэн подарил Нежате две картины. На одной была изображена река в горах Линьинь, в том самом месте, где они так любили отдыхать и пить чай. Еще Юньфэн написал там стихи, сочиненные ими в последний раз. На втором свитке Юньфэн нарисовал реку Сян, ту, на которой они когда-то встретились. Там он написал стихи Синь Цицзы:

Вот и отчалила лодка,

С тем, кого провожаю.

На гору поднимаюсь,

Обозреваю реку.

Нет ничего печальней

В этой жизни, пожалуй,

Чем провожать в дорогу

Близкого человека.

Лучше б не подниматься

И не смотреть, страдая,

Туда, где на горизонте

Солнце погаснет скоро.

Скрылся путник из виду,

Диких гусей лишь стая

К югу летит, как и прежде,

В эту осеннюю пору.

А Нежата достал пачку своих писем и, немного смущаясь, протянул Юньфэну:

— Когда я вспоминал, что мы расстанемся, я писал тебе письма. Может быть, ты прочтешь их… может, это тебя порадует.

— Чжай-эр! Это же сокровище, — Юньфэн прижал к груди кипу бумаг.

Вдруг в кабинет проскользнула Шаньхуа. Она обняла Нежату и тихо спросила:

— Шушу, ты больше никогда не вернешься? Ты ведь уезжаешь очень далеко?

— Да, Шань-эр, я уезжаю очень-очень далеко и никогда больше не вернусь. Но с тобой всегда остается Йесу Цзиду и Его Пречистая Мать. Не забывай, что у твоего отца есть книга про Них.

Потом заглянула Сюэлянь:

— Чжай-эр, так жаль с тобой расставаться! — сказала она. — Мне кажется, ты очень нам с Юньфэном помог, и я даже не знаю, как тебя отблагодарить.

— Не стоит благодарности, госпожа Сяхоу. Я ничего не сделал.

— Я бы хотела назвать нашего малыша в твою честь. Помнится, когда-то ты говорил, что твое имя значит «нежный»?

Нежата кивнул.

— Юньфэн-лан, давай назовем ребенка Вэньцунь.

Юньфэн приобнял жену за плечи:

— Чудесное имя для девочки. А если родится мальчик?

— Но ведь Чжайдао так назвали его родители?

…Нежата простился со всеми обитателями усадьбы господина чжунчэна. Саньюэ обнял его, не церемонясь, Пинъэр плакала навзрыд. Проводить его на берег реки Цяньтан собрались, кажется, все домочадцы господина Ао. Нежата почтительно попрощался со всеми, наклонился к Шаньхуа и тихо сказал ей:

— Помни, о чем я тебя просил.

Юньфэн стоял в стороне в смятении и тревоге. Нежата подошел к нему, и они долго молча смотрели друг на друга молча. Наконец, Нежата проговорил:

— Пусть будет Божье благословение на тебе и твоей семье.

Юньфэн кивнул и решился: вынул из рукава красный шелковый шнурок, заплетенный узлом.

— Это узел цзю-и — «все в согласии с желаниями твоего сердца»…

— Он похож на крест, — проговорил Нежата, разглядывая подарок.

— Потому его

и выбрал, — отозвался Юньфэн, не отрывая взора от друга. Нежата посмотрел на него: в глазах стояли слезы. Юньфэн и сам почувствовал, как в носу нестерпимо колет. Они одновременно отвернулись. «Как глупо, — подумал Юньфэн. — Последние мгновения, когда я могу его видеть…» — он коснулся рукавом лица и повернул голову. Нежата смотрел на него и улыбался. Юньфэн улыбнулся в ответ. Так они постояли еще немного. Нежата сжимал в руке подаренный узелок и свободный конец шнура с кисточкой шевелил ветер.

Потом Нежата вдруг вздохнул и обнял Юньфэна. И поспешно взошел на корабль.

…И кораблик поплыл к морю, растворяясь в небесном сиянии.

Нежата вернулся в Спасо-Преображенский Мирожский монастырь. Келья отца Авраамия была кем-то занята, и Нежату приютил старенький отец Михей. Он действительно почти не мылся, и пахло в его келье отвратительно, несмотря на все старания Нежаты. В начале следующей весны из затвора вышел отец Прокопий, старый друг отца Аваамия, и взял Нежату в келейники. Вскоре Нежату постригли в мантию с именем Терентий.

[1] Иоанн Златоуст, «Письма Олимпиаде», 1 письмо.

[2] Там же.

[3] Там же.

[4] 2Кор, 3:18

[5] Ис, 40:6

[6] Чжоу Дуньи, Ода к лотосу, перевод мойJ

Дополнительные главы. Глава 13. Разные слова

Это коротенькие зарисовки на заданные слова, написанные для какого-то челленджа. Всегда интересно посмотреть на своих персонажей с непривычной стороны.

Фиолетовый

Цвет сон-травы, хохлатки, колокольчиков, мышиного горошка… Цвет аметистов в окладе напрестольного Евангелия в Мирожском монастыре… Нежата назвал бы его «багряный», уходящий в синеву, подсвеченную солнцем. Юньфэн зовет его «цзы». Но в фиолетовые сумерки одиннадцатого месяца они молча сидят рядом, протянув ладони к жаровне, и слушают сюнь зимнего ветра.

До луны

Лунные ночи спокойны и прозрачны. Разве может кому-то не быть дела до луны, до ее ледяной красоты? И как не подумать о величии Бога, сотворившего этот небесный светильник, столь ясный, столь великолепный? Нежату радует чуткость народа Поднебесной, ведь у них есть день, посвященный любованию луной. Жаль только, что они лишь восхищаются небесным телом, но не умеют восхвалять его Творца…

Музыка

Музыка хороша как универсальный язык чувств. Пока Нежата не научился понимать речь Юньфэна, он слушал мелодию его голоса и угадывал его мысли. Пение циня рассказывало Нежате о том же: о поиске, сомнениях, одиночестве каждого человека.

Годы

Нежата оказался в Сун странным, чудесным образом, миновав в один миг тысячи ли, версты долгих и опасных путей по мановению чьей-то невидимой руки. Наверное, он скучает по родному городу, по своему монастырю, по обедне, по Святым Тайнам… Может быть, пройдут годы, прежде чем он сможет вернуться. Может быть, он не вернется назад никогда…