Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8"
Шрифт:
– Не иначе, – рассеянно отозвался Усикоси, погрузившийся в раздумья по поводу бесплодных результатов проведенных следствием изысканий.
Удалось узнать следующее: Уэда относился к категории людей, которых убивать не за что; когда Эйко в двенадцать тридцать – двенадцать сорок пошла закрывать дверь на лестницу в башню, она никого и ничего не видела, иными словами, в это время у номеров первого и второго никого не было; в час пятнадцать и потом в час пятьдесят, когда Канаи следовал по маршруту между девятым и первым номером, он не заметил ничего подозрительного, из чего можно сделать
– Усикоси-сан! Никогда не знаешь, что может случиться. Прикажете вызвать сюда кого помоложе да посвежей? А то, может, ночью кого-нибудь брать придется…
«Лишним, наверное, это не будет», – проговорил про себя Усикоси.
– Есть у меня один человечек. Здоровый малый. Я его в ночное дежурство поставлю. Вызываю?
– Действуйте, Окума-сан. Если есть такой человек, давайте его сюда.
– Есть! Как говорится, береженого бог бережет.
Акт II
Лишь маску видел ты, обманчивый фасад.
Сцена 1. В салоне
Группа следователей переместилась из библиотеки в салон. Там их появление первой заметила Эйко и объявила громко и четко:
– Господа, внимание! А вот и наши гости из полиции. К ужину все готово, так что прошу всех к столу. Сегодня вечером предлагаем вам отведать замечательные дары нашего северного края!
Это было не пустое бахвальство – блюда, поданные на ужин, действительно оказались превосходными. Ассорти из волосатого краба, гратен с морским гребешком, лосось в сливочном масле, суп из тушеного тофу с каракатицей – лучшие деликатесы Хоккайдо. Окума и Усикоси родились и выросли в этих краях, но такое пиршество видели впервые в жизни. Они, конечно, смутно представляли, что это традиционные блюда местной кухни, однако не имели никакого понятия о том, где на Хоккайдо каждый день такое едят.
Ужин закончился, Эйко решительно поднялась со стула и направилась к стоявшему в углу салона роялю. Салон вдруг заполнили аккорды «Революционного этюда» Шопена; они словно бросали вызов разгулявшейся за окном стихии. Гости обменялись взглядами, как бы говоря друг другу: «Что-то случилось?», и разом перевели глаза туда, откуда звучала музыка.
У Шопена Эйко больше всего нравился именно этот, полный мощи и экспрессии этюд. Слушать она любила и другие вещи, любимых было много (единственно, она почему-то терпеть не могла «Песню расставания»), но когда появлялась охота самой сесть за рояль, она предпочитала или «Революционный этюд», или полонез «Героический».
Энергично ударяя по клавишам, Эйко закончила игру, и тут же за столом зазвучали восторженные возгласы и аплодисменты в знак благодарности за великолепное исполнение, которым почтили королеву гости. Интересно, удостоила ли публика такого горячего приема самого Шопена во время первого исполнения «Революционного этюда».
Слушатели хотели, чтобы Эйко
Повернувшись к гостям, Эйко улыбнулась и тихо заиграла один из шопеновских ноктюрнов. Подняла голову и посмотрела в окно. Мело все сильнее, ветер завывал и стучал в стекло, забрасывая его хлопьями шуршащих снежинок.
У Эйко было такое чувство, будто она среди театральной бутафории, приготовленной специально для нее. Снежная круговерть за окном, окружавшие девушку любезные, с хорошими манерами, люди, даже само убийство – все это, казалось, было уготовано ей самим Богом в знак признания ее красоты. Красивые люди, благодаря одному факту своего существования, пользуются правом подчинять себе других, заставлять их пресмыкаться перед ними. Даже стулья и двери должны уступать ей дорогу.
Закончив играть, Эйко встала, оставив открытой крышку инструмента, и, дождавшись, когда стихнут аплодисменты, сказала:
– Еще рано закрывать крышку. Может, кто-нибудь последует моему примеру?
Эти слова острой болью пронзили Куми Аикуру. Ощущение было такое, будто ее ударили ножом в живот. Теперь ей стал понятен замысел Эйко.
– После моего любительского бренчания несложно будет показать настоящий класс.
Конечно, Эйко специально выбрала из своего репертуара самые лучшие вещи и исполнила их безукоризненно. Тем самым она не только разжигала интерес к себе у Кусаки и Тогая, но и целила в добычу, которую упорно преследовала.
Это была захватывающая по своему драматизму сцена. Большой волк неторопливо нарезает круг за кругом вокруг сбившихся в кучу оцепеневших овечек. Весьма впечатляющее зрелище, не уступавшее по экспрессии только что закончившему музыкальному представлению.
– Среди нас есть очаровательная особа, которая, как мне кажется, может показать нам, как надо играть! – воскликнула Эйко, делая вид, будто эта мысль только что ее посетила. – У меня была мечта: сидеть в этом салоне и слушать, как кто-то играет на моем рояле. Как вы насчет этого, Аикура-сан?
За окном завывала вьюга, а гости сидели как на иголках в предвкушении окончания этой сцены.
Судя по тому, как побледнела Куми, как испуганно забегали ее глаза между патроном и Эйко, к игре на фортепиано она никакого отношения не имела. После паузы женщина выдавила из себя едва слышно:
– Я не умею.
Собравшиеся в салоне никогда не слышали, чтобы Куми так говорила. Это был голос совсем другого человека. Однако Эйко было мало одержанной победы. Она так и осталась стоять напротив Куми.
– Этой девушке приходится очень много заниматься. У нее не было времени учиться на пианино. Вы уж ее извините, Эйко-сан, – пришел на помощь своей содержанке Кикуока. Куми по-прежнему сидела, глядя в пол.
– Поиграйте нам еще, Эйко-сан! – воскликнул Кикуока своим грубым скрипучим голосом, напоминавшим рев моржа.
Митио Канаи тут же решил воспользоваться представившейся возможностью заработать несколько дополнительных очков и присоединился к начальнику:
– Эйко-сан! Вы так замечательно владеете инструментом. Так хотелось бы еще послушать…