Цветик
Шрифт:
– Не, ну ты даешь, разве можно долго ждать, когда есть куда вду...
– Слышь, Ерин, иди покури, а? Если твоя... это не значит, что все такие... Заткнись, а, знаток женщин. Сань, а это?
– Это Алюня с дедом. Петька пишет, дед - суперский, воевал, в Берлине был, ща там в районном городе порядок наводит, видит, где бардаки, секретарю райкома говорит - они воевали вместе. Нерадивым прилетает, а местные ещё и подсказывают дедку, где непорядок.
– Сань, приеду к тебе в гости, точно, чё там какие-то две тысячи километров до тебя ехать, так хочется увидеть твою Медведку. Ты так
Она Альбина, не Алевтина.
Авер насторожился: "Альбина? Альбина, где же он это имя слышал?.."
– Сержант!
– Да, товарищ старший лейтенант?
– Можно твои фотки посмотреть?
– Да, вот...
Авер бегло просмотрел верхние, а на одной замер - на него, улыбаясь, смотрела так запавшая ему в душу Аля, Алечка-подсолнушек! Сильно похудевшая, повзрослевшая, с немого грустными глазами, она опять переворачивала душу Авера... Он стал смотреть другие фотографии, невольно отыскивая на каждой Алю. -Ох ты, сколько у вас снега!
– Это еще мало, иную зиму окна больше чем наполовину засыпаны, на крышах метровый слой бывает. А это югослав, он на Алькиной подружке женился, это они на горке после нового года дурачились, - пояснял Санька Плешков, обрадованный вниманием старлея.
А старлей лихорадочно придумывал, как бы оставить себе фото подсолнушка.
– О, а это что за дед?
– Да вот, с год как переехал к Алюне жить, откуда-то из Брянской области. Петька о нем только восторженные слова пишет!
– Скажи Егорову, пусть переснимет эту фотку. Если сможет, увеличит, а нет, такую оставит, мы, пожалуй, всех опросим и сделаем типа галереи портретов фронтовиков.
– Точно, товарищ старший лейтенант, у Рыжика дед - фронтовик, Ефремов тоже говорил, что в его семье трое на фронте были, да и ещё найдутся, у многих воевали...
– Вот и займись, пусть ребята рассказы запишут и сделаем большой стенд, умоем третью роту.
– Это мы запросто!
– Плешков ушел, а Авер, забыв про писанину, сидел задумавшись.
Вот и нашлась случайно так нелепо потерянная Аля-подсолнушек. А ведь он после женитьбы Тонкова собирался поехать в Свердловск - найти Альку, да заболела бабуля. Как-то враз, бодрая и энергичная, сдулась и слегла. И пробыл Саша весь отпуск возле бабули. Мать, слабая здоровьем, разрывалась между работой и уходом за бабулей, и к концу отпуска, за три дня до отъезда Сашки в часть, бабуля умерла, вот и не пришлось ему попасть в Свердловск.
А на следующий год поехал холостой Авер на замену в Афган, теперь вот четко решивший, что в августе первым делом, дождавшись замены, поедет к Альке, и точно никому не отдаст. Через пару дней Егоров принес несколько фоток солдатских родственников, и Саша теперь мог постоянно смотреть на немного грустные глаза Алюни.
– Что ты грустишь, милая? Какая проблема тебя грызет, или кто обидел?
– мысленно разговаривал с ней Авер.
А милая совсем не грустила, вертелась как белка в колесе. На работе, как всегда, дел было выше крыши, поставки сырья ограничились и пришлось переходить на новые рецептуры тортов. Занятая до позднего вечера, Алька не сразу усекла, что дед как-то съежился,
Мамка сказала:
– Аль, он упертый в больницу не идет, а кашляет все сильнее.
Утром Алька за рукав потащила его в больницу.
– Пневмония, Аль!
– сказал Латынов, - возраст приличный, может и не справиться!
Алька, едва сдерживая слезы, побежала к Редькину, Егорыч тут же созвонился с областью, и через два часа деда увезли на вертолете в Свердловск, в окружной военный госпиталь, где было специальное отделение для ветеранов-фронтовиков.
Алька отправила телеграмму Серому, он каждый день после занятий забегал к деду. Деда лечили весь февраль и половину марта, Алька ездила каждый выходной к нему. А дома страдал и рыдал Минька, страшно скучавший по своему деду, ждал Альку и задавал постоянно один вопрос:
– Когда деда приедет?
Деду категорически запретили курить, он мучился без курева, при выписке лечащий врач, скрепя сердце, разрешил три сигареты в день - горлодер же ушел в небытие.
Алька с Серегой однозначно сказали:
– Дед, ты нам очень дорог, Минька, вон, без тебя страдает, хочешь дожить хотя бы до первого класса правнука - завязывай с курением.
– Три сигареты усе жа буду курить, разряшил ведь Иваныч!
Зная, что дед слухает Редькина, ребята подключили и Егорыча, вот и пришлось деду пытаться выживать без своей соски. Минька не отходил от деда ни на шаг, и стал дед потихоньку привыкать нямного курить.
– Этта ж, Ванька, чаго выходить, я ж им усем так нужен? Трудно не курить, но усех жалко, они вона как волновалися за мяне, а малец-то даже схудал. А и хочется Вань, дожить до яго школы.
– Вот и не хитри, а привыкай курить совсем немного.
– Трудно, Вань, но стараюся!
С дедовой болезнью Алька практически не принимала участия в организации свадьбы Петьки, она на свадьбу пришла, поздравила ребят, выпила за их здоровье и, извинившись, ушла - не то настроение было, а сидеть с постной рожей когда все веселятся...
Ребята тоже волновались за деда, передавали с Алькой ему гостинца, и шумно радовались его выздоровлению.
А в Афгане переживал Авер, увидев, что на свадебных фото нет Алюни. Успокоился только тогда, когда в очередном письме из дома Плешкову написали, что у Альки как раз в это время сильно хворал дед.
Внимательный Саня Плешков, давно приметил, что старлей явно знает Альку и как-то выбрав минутку, когда рядом не было никого спросил:
– Товарищ старший лейтенант, вы откуда-то знаете Алю?
Тот коротко ответил:
– Да! Хотел ещё в восемьдесят первом жениться. Не смог, в отпуске бабуля заболела и умерла, а на следующий год здесь оказался. Но намерен все исправить, если поздно не будет, а то вот найдется лихой парняга...
– Да нет, - как-то странно протянул сержант, - не думаю, что найдется. Алюня, она девка серьезная, пока не приглядится к человеку, не пойдет, будь хоть принц на белом коне.
Про Мишука Санька не стал рассказывать, ему очень по душе был его командир, выдержанный, внимательный, не трепло - Альке бы он точно подошел, а что ребенок,... так побывав в такой мясорубке, это точно не будет препятствием.