Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
========== Глава 34 ==========
Просветление длилось недолго – вскоре состояние Ка-Нейт ухудшилось снова, так что она надолго слегла. Домашний врач измучился, пытаясь выдумать ей укрепляющее средство, которое могло бы придать госпоже сил, если не вылечить… и эти средства помогали, но ненадолго. Было замечено, однако, что госпожа чувствует себя лучше, если питается мясом и рыбой, исключая сладкие фрукты и белый хлеб, и для нее стали готовить совершенно отдельно. Ка-Нейт
Господин дома с трудом удержался, чтобы не сказать, что готов замучить сколько угодно поваров, только бы ей стало легче.
Ка-Нейт начала страдать от болей в мышцах, головных болей, а днем ее неодолимо клонило в сон, сколько бы она ни проспала ночью. Врач придумал вынести постель госпожи в уголок сада, засаженный кипарисами и кедрами, чтобы она проводила часы дневного сна здесь и дышала целебным воздухом около этих деревьев. Ка-Нейт больше не имела сил возражать против таких забот – хотя страдала, что ради нее изменился весь порядок в этом доме, что ее болезнь поглощает столько сил.
Ее муж стал даже пренебрегать ради нее своими обязанностями – замечал, что ей легче, когда он рядом… и часто оставался с нею, пока Ка-Нейт спала, уложив ее голову себе на плечо и держа ее за руки. У нее постоянно были теперь холодные руки, какая бы ни стояла жара. Ка-Нейт как-то попросила его не утруждать себя так… но у нее не хватило сил сопротивляться ему и возражать против страстного и яростного отказа.
Неб-Амон рад был бы не отходить от нее совсем – какие труды! Какие неудобства!
Он заметил, что лучше всех лекарств ей помогает близость с ним – и ночи с ним. Вначале Неб-Амон хотел поберечь жену, но она упросила его… его скорее нужно было удерживать, чем упрашивать…
– Я еще приятна тебе? – робко улыбаясь, спросила Ка-Нейт.
О, если бы только она знала, насколько… приятна…
Но он боялся, что повредит ей – а вдруг она забеременеет сейчас? Ведь это опасно!
Ка-Нейт тогда попросила врача о средствах против зачатия, до того она о таком только слышала. И муж снова стал проводить с ней ночи – полные небывалой ранее нежности, словно дарил Ка-Нейт лучшее и самое дорогое лекарство… любовь.
Он ни на минуту не думал, что может перенять ее болезнь. Это были лучшие мгновения для их тел и душ; жена как будто возрождалась после этого…
Однако приступы слабости приходили все чаще и становились все более долгими. Вокруг Ка-Нейт часто собиралась вся семья, и любящие ее слуги теперь возвращали госпоже те заботы, которыми она окружала их, когда была здорова. Аменемхет, как отец, подолгу держал руки Ка-Нейт в своих и глядел ей в глаза, задавая вопросы о ее здоровье… толковые вопросы, как взрослый; а малышка Меритамон просто улыбалась матери и прикасалась к ней. Лучшее лекарство… но Ка-Нейт было неприятно, что дети видят ее в таком положении и огорчаются.
– Пусть поогорчаются – только это уберегает юные сердца от порока, - заметила Мерит-Хатхор. –
Ка-Нейт только подумала, что уже все верят, что ее смерть близка – она не сказала этого вслух. Ни к чему.
– Ты хорошо заботишься о моих детях, Мерит-Хатхор, - сказала она наперснице. – И у тебя прекрасное здоровье – Хатхор любит тебя… в самом деле…
– Перестань!
– угадав смысл ее слов, сердито ответила Мерит-Хатхор, точно это она была здесь госпожой. – Не смей смиряться – ты нужна всем в этом доме! Боги не отступятся от тебя!
Ка-Нейт была слишком слаба, чтобы отвечать; она прикрыла глаза и задремала. А Мерит-Хатхор коснулась холодного лба госпожи и подумала с болью, что та не ошибается – близится ее срок… Ах, какая несправедливость! Лучше бы умерла та гадюка, которую Ка-Нейт пригрела на своей груди – она десять раз это заслужила!..
Большой радостью для семьи и для матери стало поступление Аменемхета в жреческую школу и его быстрые успехи. Аменемхета, как полагалось таким знатным отрокам и будущим жрецам, разлучили с домом и отдали храму Амона; Ка-Нейт была слишком мудра, чтобы грустить. Ей было только очень жаль, что она не может навещать сына там… как раз в это время болезнь уложила ее в постель.
Вскоре муж принес ей письмо, написанное рукою сына, и с большой гордостью прочитал вслух слова любви и ободрения, обращенные к матери.
Ка-Нейт улыбалась, счастливая. Вдруг при взгляде на аккуратные черные значки, покрывавшие чистейший папирус, ей показалось, что сына больше занимали своя ловкость и ум, чем болезнь матери… но она промолчала. Пусть занимается собой – сейчас самое время для этого, пусть растет и набирается знаний.
В праздники Амона мальчика отпустили домой – выросшего, потемневшего от загара… и с повзрослевшим взглядом. Ему много дало время, проведенное вне семьи.
Но при виде сидевшей в саду матери он утратил свой вид маленького взрослого, со всех ног побежал к ней и обнял. Ка-Нейт чуть не охнула от боли; ее тело стало намного чувствительнее, а сын намного крепче.
– Ты почти мужчина, - сказала она, целуя Аменемхета со слезами гордости.
– Еще нет, - возразил мальчик. – Но скоро стану мужчиной, матушка, через девять лет.
Ка-Нейт рассмеялась сквозь слезы. Девять лет! Сколько всего может случиться за это время!
Увидит ли она, как ее сын станет взрослым?
– Я тебя так люблю, - сказала она мальчику. – Я так хочу увидеть, как ты вырастешь.
– Ты увидишь, - твердо обещал Аменемхет. – Я каждый день молюсь богу, чтобы он продлил твои дни, и бог склоняется ко мне.
– Правда?
Ка-Нейт знала, что дети легко забывают то, что покидают – неужели Аменемхет и в самом деле так крепко помнил свою мать?
– Мудрец Ани* говорит, - сказал Аменемхет серьезно, - что каждый сын должен помнить и чтить свою мать, которая воспитала его и вскормила, иначе она возденет руки к небу, и небо услышит ее жалобу…