Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Иб-Вер, - позвал он слугу. – Иб-Вер!
Слуга, постаревший вместе с ним – тот, который раньше спал за дверью, но сейчас ночевал в одной комнате с господином – тут же появился рядом.
– Великий ясновидец?
Неб-Амон понял, что слуга проснулся еще раньше – от его крика. А он был так занят своею болезнью, что даже не услышал его приближения. Верховному жрецу стало страшно.
– Иб-Вер, принеси мне воды – обмыться и выпить, - приказал он. Слуга торопливо поклонился и ушел.
Неб-Амон снова лег
Иб-Вер вернулся и шепотом попросил господина сесть. Видно, он понял, как мучительны для него громкие звуки.
Неб-Амон сел и, закрыв глаза, с благодарностью подставил слуге свое лицо и тело. Он чувствовал, что Иб-Вер искренне любит его и предан ему. Что ж, он достоин любви и преклонения своих людей.
Был до сих пор.
Слуга бережно осушил полотенцем стареющее тело, все еще напоминающее о былой красоте и мощи. Неб-Амон морщился, но стонать себе уже не позволял.
Он принял из рук Иб-Вера чашу прохладной воды, краем глаза следя за ним – слуга не уходил. Неб-Амон поднял голову и взглянул на него – тот сидел на корточках и как будто чего-то ждал.
– Иди спать, - сказал Неб-Амон.
– Господин… - произнес Иб-Вер. – Господин, позволено ли будет мне спросить…
Неб-Амон поднял брови.
– Что?
Голова снова раскалывалась – эта голова, которая до сих пор выдерживала и сильнейший зной, и бдение, и долгие обряды, и многочасовые переговоры, и допросы преступников…
– Ты нездоров, великий ясновидец? – шепотом спросил верный слуга.
Неб-Амон улыбнулся. Вот слова, которые никак нельзя было сочетать – божественный титул и нездоровье.
– Иди спать, - повторил он.
Слуга вздохнул, деликатно поднялся и ушел – должно быть, не поверил. Конечно, нет. Неб-Амон не сможет лгать своим людям намного дольше, чем себе.
Он с тяжелым вздохом лег и попытался уснуть. Завтра ему с утра отправляться в храм, нужно хотя бы попытаться собрать хотя бы немного сил для видимости здоровья.
Но утром его охватила такая слабость, что он просто не смог подняться с постели – жрец не знал, когда подкралась эта слабость: должно быть, во сне, когда всякий человек беззащитен. Страдая больше от своего позора, чем от болезни, он отрядил слугу в Опет Амона, чтобы тот сказал, что господин болен и не может явиться.
А ведь сегодня он должен был встретиться с фараоном.
Но Неб-Амон знал, какая опасность больше – лучше он будет валяться без сил вдали от очей Рамсеса, который и так не любил его, чем явится к Рамсесу таким, как есть. Лежачим больным, который ни на что не годен.
Слуга вернулся через час – должно быть, его задержали для допроса младшие жрецы или кто-нибудь
Великий ясновидец почувствовал привкус царственной досады в почтительном и испуганном докладе вестника. Он резким жестом отослал его прочь, испугав слугу еще больше выражением боли, продернувшейся через лицо, как нитка.
Снова улегшись на спину и закрыв глаза, Неб-Амон вдруг ощутил сильнейший порыв позвать сына и попросить его любви и сочувствия. Но он подавил свой порыв. Пока еще верховный жрец это мог.
– Иб-Вер, врача ко мне, - приказал он, не открывая глаз и не двигаясь, чтобы беречь силы.
Уну он все расскажет – тот никогда не вынесет его тайн за порог этой комнаты, и не из страха, а из верности и любви. Таких людей мало, о, как мало…
Ка-Нейт была такой – и она покинула его.
Мерит-Хатхор была такой – и она покинула его.
Сын был таким – но и он покинул отца, у него теперь другая душа.
За что все это? За какие страшные грехи?
Уну пришел, даже не делая вид, что ожидает лучшего. Иб-Вер ему, как видно, уже рассказал все, что наблюдал, и умный и опытный врач догадался, что это за болезнь.
– Сядь, господин, я осмотрю тебя, - почтительно и очень серьезно велел врач. – Я сделаю для тебя все, что могу.
Уну поднял глаза, должно быть, почувствовав взгляд господина – и оба прочли в глазах друг друга одно и то же. Потом Неб-Амон улыбнулся. Его врач тоже. Это был верный друг и помощник.
– Приступай, - негромко приказал великий ясновидец. – Я выполню все, что ты мне скажешь.
***
Аменемхет сам понял, что отец болен, в очень скором времени. Неб-Амон, благодаря помощи врача и собственной сильнейшей воле, вернулся к прежним обязанностям через два дня после первого приступа, уронившего его в глазах фараона. Но через неделю приступ повторился.
Какой бы дух ни жил в этом теле, тело восторжествовало над ним – большое тело, наполнившееся такой же большой слабостью и болью, невидимыми цепями привязавшими верховного жреца к кровати.
Он видел сейчас только своего личного слугу, Иб-Вера, и врача, закрывшись от всего дома. Но знал, что этим домом сейчас полностью руководит сын – Аменемхет уже стал в нем господином, сместившим настоящего властителя: никто не говорил об этом вслух, но все это чувствовали.
Но властвовать домом – хотя и нужное, но не редкое умение. Этому обучается каждый, и высокий, и низкий человек. А на дела, которые вел Неб-Амон вне дома, был способен далеко не каждый.
Его сын – не был способен. Не сейчас. К должности первого пророка Амона сам великий ясновидец стал готов только ближе к сорока годам: и только потому, что избежал опасных искушений молодости.