Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
А что ждет Аменемхета?
Неб-Амон тем больше боялся за него, чем больше понимал, что скоро предоставит этого молодого человека самому себе.
Однако понять, что отец плох, Аменемхет оказался способен почти сразу, как это случилось – несмотря на всю свою развращенность. Молодой жрец вошел к больному без предупреждения. Иб-Вер, конечно, пропустил его без вопросов…
Неб-Амону почему-то снова стало страшно.
Следует ли верить сыну так, как ему следует верить?
Аменемхет сел рядом, с состраданием в глазах. Неб-Амон испытал страннейшее и тревожнейшее чувство – как будто это он сам, молодой, красивый,
Сын взял его за руку и поцеловал эту руку, и на глазах его появились слезы. Неб-Амон болезненно улыбнулся. Его сейчас мучило все, даже эти любящие прикосновения; он уже оказался неспособен определять, тревожит его настоящая опасность или мнимая.
Настало для него время, когда он должен опереться на плечи сына.
Самое время.
– Ты болен, дорогой отец? – спросил Аменемхет.
– Да, - сказал Неб-Амон.
Он хотел прибавить: я опасаюсь, что не проживу долго, но почему-то не сказал этого. Хотя он уже знал – почему, и ему было гадко, стыдно и больно от терзаний его души, как от терзаний тела. Но мысли его путались: он уже не мог отделить душевных мук от телесных.
Он видел перед собой наружно красивого и подающего большие надежды человека, а что скрывало это участливое лицо и опустившиеся от огорчения плечи, оставалось только гадать. Как бы я хотел верить, что ты мой сын, а не раб потаскухи, чуть не сказал верховный жрец.
– Это то же, что и с матерью? – вдруг спросил Аменемхет.
Неб-Амон слабо кивнул и закрыл глаза, чтобы не увидеть, как в глазах его наследника мелькнет радость. Я хочу к тебе, моя единственная, моя возлюбленная, подумал он, я хочу в твои объятия – подальше от этого изменщика. Как хорошо ты сделала, что подпустила ко мне своих демонов. Эти демоны лучше тех, что окружают меня, притворяясь друзьями…
Сын бережно уложил его руку рядом на постель – как мертвецу. Потом склонился над ним и поцеловал в лоб.
– Я буду заботиться о тебе как могу, - сдавленным голосом сказал Аменемхет. – Бедный отец.
– Спасибо, - сказал Неб-Амон.
Некоторое время сын молчал, словно собираясь с духом – как будто все еще боялся отца, который был сейчас слабее ребенка. Но этот страх ненадолго.
– Я буду полностью руководить домом, - сказал Аменемхет. – Ты согласен, отец?
Даже если бы он сказал, что не согласен, что бы это изменило?
Приняв неподвижность и молчание отца за согласие, молодой человек встал и, стараясь не шуметь, покинул спальню. За дверью ждал врач, который, как и слуга, вышел, чтобы не мешать разговору своих господ.
Аменемхет хотел пройти мимо, но вдруг остановился и спросил Уну:
– Долго ли он проживет? Как ты думаешь?
Врач посмотрел на него с таким горьким презрением, что молодой жрец почувствовал, как это презрение наполняет его самого, как вонючая болотная вода.
– Думаю, что недолго, - ответил Уну, не потрудившись прибавить к ответу слово “господин”. И, не потрудившись попрощаться, ушел.
Аменемхет закусил губу, сдерживая ярость. Ну ничего. Он уже господин здесь, хочет этого Уну или нет, а в скором времени приобретет всю полноту власти в доме. И тогда…
Аменемхет улыбнулся, и глаза его засверкали. Он представил себе все то, что получит в скором времени – вожделенную женщину, власть, богатство. Он будет совсем
Молодой человек пошел туда, куда стремился еще сидя у ложа отца. К Тамит. Порадовать ее.
Но натолкнулся на неожиданное препятствие – под стеной в саду была выставлена стража, которую он, к счастью, заметил достаточно рано, чтобы придать себе вид гуляющего или занятого другим делом. Не осквернением чужого гарема.
Отец!..
Неб-Амон, как болен ни был, еще раньше понял стремления сына.
В то время, как Аменемхет исходил яростью, Неб-Амон, сидя в постели, спокойно разговаривал со своим старшим писцом. Он уже чувствовал себя достаточно сносно, чтобы сделать то, что было совершенно необходимо.
– Второй экземпляр моего завещания лежит в Обители жизни – изыми его, - сказал он. – Эти исправления должны быть сделаны в тайне. Мой сын и его дети лишаются наследства. Моими наследниками остаются моя дочь, Меритамон, и ее дети от господина Менкауптаха.
Писец взметнул глаза на господина, его накрашенные брови дрогнули, нижняя губа тоже. Но он был слишком хорошо вышколенным и преданным слугой, чтобы задавать вопросы.
Неб-Амон сделал паузу, борясь с болью в сердце, голове и душевной мукой. Аменемхет сделал себе это сам. Это даже не наказание – мера предосторожности, чтобы вредоносное потомство злодейки, которая поработила его наследника, не завладело его богатством и не погубило окончательно кровь Неб-Амона и Ка-Нейт. Эта кровь, благородная и неоскверненная, текла сейчас только в жилах Меритамон – Аменемхет погубил себя, и уже неспособен был выбрать достойную супругу с таким состоянием ума, как сейчас. Неб-Амон перестал рассчитывать на него во всем, что касалось будущего.
– Сказать ли об этом господину Аменемхету? – спросил писец.
Он побледнел – конечно, понимал, как Аменемхет воспримет отцовскую волю.
– Нет, - помолчав, сказал Неб-Амон.
Это может подвигнуть его сына на самое мерзкое, несмываемое преступление. Неб-Амон не так боялся насильственной смерти, как боялся за душу Аменемхета, которая еще, быть может, не совсем больна.
Он прямо сейчас приказал бы умертвить причину всех несчастий – Тамит; но это тоже могло бы подвигнуть сына на отцеубийство. И Неб-Амон не был уверен, что в таком болезненном состоянии сможет заткнуть рты всем причастным и спрятать все концы. Убийство есть убийство, даже такой твари, как эта. А запятнать свой дом кровью Неб-Амону никак нельзя – это дом его детей.
– Позови сюда Иб-Вера, - приказал он писцу, когда тот приготовился уйти.
Иб-Веру верховный жрец поручил отправить вестника в дом Меритамон, он хотел немедленно видеть Менкауптаха, мужа дочери.
Необходимо, чтобы в доме Меритамон узнали волю Неб-Амона – чтобы дочь и ее семья приготовились вступить в свои права и приготовились оборонять их. А это потребуется.
Дочери Неб-Амон тоже ничего не скажет – Меритамон слишком любит брата, чтобы быть надежной; она, конечно, возмутится против того, что кажется ей бесчестным. А Менкауптах не так дружен с Аменемхетом – и предпочтет свою выгоду его выгоде, Неб-Амон уже узнал этого молодого человека. Он будет больше всех заинтересован в том, чтобы выполнить волю своего могущественного тестя, потому что это обернется к наибольшему благу именно ему…