Цветок с тремя листьями
Шрифт:
Одиночество? Не было его никогда. Отец всегда был и будет рядом с ним.
Легкое прикосновение к плечу вывело его из того странного состояния единения, в котором он пребывал. Хидэтада вздрогнул, поднял голову и медленно обернулся.
Он совершенно не слышал шагов. Неужели отец подошел настолько тихо? Или это он так погрузился в свои мысли и чувства, что не замечал ничего вокруг.
— Страшно было? — тихо спросил Иэясу.
Хидэтада мгновенно понял, о чем он говорит, и, вздохнув, так же негромко ответил:
— Очень.
Иэясу покачал головой и коснулся кончиками пальцев волос сына:
— Очень хорошо, что ты это почувствовал. Нередко,
Хидэтада задрал голову повыше, стараясь поймать взгляд отца.
— Да, Като Киёмаса тоже говорил что-то подобное. А вот Асано Юкинага, несмотря ни на что, вряд ли бы с вами согласился, — он улыбнулся.
— Не смейся над ним, Хидэтада. Этот юноша способен стать тебе настоящим другом. Он прямолинейный, честный. Да, простоват и вспыльчив, но это пройдет с возрастом. И я с тобой согласен. Никто бы не осмелился поднять руку на такого ценного заложника, как ты. Никто, кроме твоего приятеля, которому неведом страх. Но ты так себе шею свернешь. Или встань, и прогуляемся, или принеси мне подушку, я сяду рядом с тобой.
Хидэтада быстро поднялся на ноги и дернулся в сторону крыльца, но потом, передумав, махнул рукой в конец аллеи:
— Сегодня тихий вечер. Может быть, пройдемся к реке?
— Замечательная идея, — Иэясу улыбнулся, — я люблю гулять в темноте. Да и прогулка перед сном мне точно не помешает. — Он выразительно похлопал себя по животу.
Хидэтада было потянулся, чтобы взять его под руку, как он часто делал во время прогулок с господином Хидэёси, но тут же отпрянул и даже покраснел от неловкости. Иэясу, заметив эти метания, рассмеялся:
— Потерпи, сын. До того печального времени, когда для прогулок мне понадобится твоя крепкая рука, осталось не так уж много времени.
— Прошу… прощения, отец. У меня и мыслей не было насчет вашей слабости. Впереди еще долгие и долгие годы…
— …И эти утешающие слова оставь для его светлости. Поверь мне, меня вовсе не страшит старость. С годами дряхлеет тело, но разум закаляется подобно клинку.
— Это не утешительные слова! — в голосе Хидэтады послышались нотки возмущения. — Во время нашей прошлой тренировки я выиграл один бой из трех и очень этим гордился! Я просто говорю правду!
— Молодец, что отметил. Именно об этом я и говорю. Ты двигаешься быстрее меня. Ты сильнее, меньше устаешь, и тебе не ведомы болезни, приходящие с возрастом. А побеждаю — я. А? — Иэясу снова рассмеялся.
— А зачем мне побеждать? Я же — ценный заложник, никто не посмеет меня тронуть, — Хидэтада расхохотался в ответ.
— Нашелся один, видишь же? Но этому стоит скорее радоваться, чем огорчаться. Родственники его светлости почитают тебя за ровню. Мне такое даже не снилось, пока я не женился на госпоже Тсукияме.
— Семья Имагава не принимала вас?
— Конечно, нет. Кто я был такой? Наследник захудалого клана Мацудайра [31] , чьи земли зажаты в тиски между Ода и Имагава и почти раздавлены? И правит ими наместник, назначенный господином Ёсимото. Зато, — Иэясу многозначительно поднял указательный палец, — я действительно был ценным заложником. Если бы я умер — Микаву бы принялись рвать на куски, и еще неизвестно, достался бы Имагаве Ёсимото хоть придорожный камень. Так что обращались мной,
31
Мацудайра — небольшой самурайский род. Детское имя Токугавы Иэясу — Мацудайра Такэтиё.
— Мне очень повезло, отец. Благодарю вас за это.
— Меня? Хидэтада, ты благодаришь меня? Это целиком и полностью твоя заслуга. Меня тут и близко не было, когда ты с другими такими же сорванцами воровал сладкие булочки у госпожи Онэ.
— Вы… и об этом знаете? — едва заметно усмехнулся Хидэтада.
— Конечно. Ничто так не сближает людей, как совместные проказы в детстве и юности. Кстати, — Иэясу остановился и задумался. — А ты знаешь, за что я всегда любил и ценил его высочество, господина Оду Нобунагу? И почему, не задумываясь, отдал бы за него жизнь?
Хидэтада тоже остановился, внимательно слушая отца, и отрицательно покачал головой.
— Когда я был пленником в семье Ода, не заложником, Хидэтада, именно пленником, чья жизнь не стоила ровно ничего, он был единственным, кто рискнул приблизиться ко мне. Я не могу осуждать остальных: кому было дело до шестилетнего мальчишки, которого в любую минуту могли подвергнуть мучительной смерти просто потому, что у господина Нобухидэ испортилось настроение и в этот момент он вспомнил о Мацудайра? Никто не хотел вместе со мной испытать на себе его гнев. Да и я, надо сказать, не вызывал у сверстников дружеских чувств. Целыми днями я сидел взаперти и измышлял планы мести своему дяде, предавшему отца и продавшему меня. Я мысленно выкалывал ему глаза, варил в масле, отрезал ему голову бамбуковой пилой. И, разумеется, считал это занятие куда важнее игр с детьми врага.
И только наследнику клана, Сабуро [32] , было абсолютно безразлично мое мнение по этому вопросу. Ему было четырнадцать, и он был гораздо выше и сильнее меня. Поэтому просто брал меня подмышку, не обращая внимания на возмущенные вопли и попытки драться, и нес туда, куда ему захочется. И он оказался прав: охота на уток и катание на лошади в шесть лет куда привлекательнее ненависти к врагу. А огромный воздушный змей с перьями окончательно уничтожил последний оплот моей гордости [33] .
32
Сабуро — детское имя Оды Нобунаги.
33
История детской дружбы будущих правителей Японии, Оды Нобунаги и Токугавы Иэясу, описана в рассказе «Тануки».
Иэясу тихо рассмеялся, явно погрузившись в воспоминания. И снова двинулся вперед, медленно покачивая головой. Хидэтада шел чуть позади, стараясь не нарушить единения отца с его памятью. Но не сумел надолго сохранить молчание:
— Прошу прощения, отец… я давно хотел задать вам этот вопрос. Его светлость… Разве когда вы встретились возле Нагакутэ — ваши силы не были равны? И ведь вы почти одержали победу… — Хидэтада замялся, не зная как продолжить.
— Почему я не довел дело до конца? Ты об этом хочешь спросить? И вместо того, чтобы сейчас сидеть на его месте, — принес ему клятву? — Иэясу вновь остановился и обернулся к Хидэтаде.