Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Зовут ее среди цветов царицей,
она стройна, нежна и ароматна.
Творенья нет под солнцем совершенней,
разносится по ветру дивный запах.
Надменная, горда, как орхидея,
припудрена цветочною пыльцою,
Нас восхищает голосом отменным
и вовсе не нуждается в признаньи.
Так вот, день был неприсутственный,
Надобно сказать, что, простившись с Симэнем, Ин Боцзюэ поспешил прямо к Хуану Четвертому. Тот заранее приготовил ему десяток лянов.
– Его светлость велели после праздников зайти, – говорил Хуан Четвертый. – Контракт, кажется, будет. Но только на пятьсот лянов. Чего ж нам тогда достанется?!
– А ты сколько бы хотел? – спросил Ин Боцзюэ.
– Вон брат Ли все свое твердит. Давай, говорит, у дворцового смотрителя займем. Те же, мол, пять процентов платить. А того в толк не возьмет, что тут куда барышнее. Раз сам в управе служит, стало быть, на подношения меньше пойдет. Нам бы слитков пятьдесят раздобыть. Договор бы на тысячу лянов составили. Оно и проценты посолиднее.
Ин Боцзюэ, слушая Хуана Четвертого, кивал головой.
– Не волнуйся! – сказал он. – Вы ведь вшестером работаете, да? Так вот. Сколько ж я буду иметь, если мне удастся уговорить его сиятельство, а?
– Мы с Ли Чжи условились с каждого по пять лянов собрать.
– По пять лянов – это само собой, – прервал его Боцзюэ. – Я не о том толкую. Послушай, стоит мне захотеть, и чихал я на ваше серебро. Слово, единое слово, но я могу так его ввернуть, что все будет в порядке. Нынче жена моя у них пировала, а завтра нас приглашает фонарями любоваться. Вот вы завтра загодя закусок получше приготовьте да жбан цзиньхуаского вина. Певиц не надо звать. Ли Гуйцзе с У Иньэр петь будут, а музыкантов человек шесть наймите. А я их отведу. Он тогда и вас обоих пригласит. Вот тут-то я ему и намекну. Все пойдет как по маслу. И пятьсот лянов выложит, и контракт на тысячу лянов с ним подпишите. Пятьдесят лянов в месяц процентов платить придется. Ну, а что делать? Одной зазнобой меньше, только и всего. Говорят, и знатоку подделки всучают. Оброк понесете, в благовония опилочек подсыпьте, в воск смолы подбавьте. Кто будет проверять! Рыбка в мутной воде лучше ловится. А под его высоким покровительством увереннее и орудуется.
На том и порешили.
На другой день Ли Чжи и Хуан Четвертый купили вина и закусок. Ин Боцзюэ повел двоих слуг с подарками к Симэню. Только Дайань ушел с подарками к Цяо, как появился Ин Боцзюэ.
– Жена моя вчера так поздно вернулась, – говорил Боцзюэ, кланяясь, – наверно, лишних хлопот доставила.
– Я ж вчера пировал у Чжоу Наньсюаня, – объяснял Симэнь, – в первую ночную стражу воротился. Даже свашеньку не повидал. Гостьи, говорят, давно разъехались. День нынче неприсутственный, вот я и решил ей подарки отправить.
Они сели.
– Ли Цзинь! – позвал Ин Боцзюэ слугу. – Внесите подарки!
Слуги внесли в ворота носилки с подарками и остановились.
– Если б ты знал, как благодарны тебе Ли и Хуан! – воскликнул Ин Боцзюэ. – Вот и прислали тебе скромные знаки признательности. Не обижай их,
Посыльные от подрядчиков, приблизившись к Симэню, упали на колени, отвешивая земные поклоны.
– К чему подарки? Что мне с ними делать? – говорил Симэнь, обращаясь к Ин Боцзюэ. – Не могу я их принять! Пусть обратно несут.
– Брат! – упрашивал Боцзюэ. – Не примешь, с какими глазами они на улице покажутся! Они и певиц хотели было звать, да я отговорил. Наймите, говорю, музыкантов. Они вон за воротами ждут.
– Ну, зови! – сказал Симэнь.
Появились шесть музыкантов и, подойдя к хозяину, опустились на колени.
– Раз наняли, не отсылать же назад! – согласился Симэнь. – Тогда и обоих подрядчиков надо бы позвать.
Не успел он договорить, как Боцзюэ кликнул Ли Цзиня:
– Ступай домой и скажи хозяину: подарки, мол, приняли, с дядей Хуаном на пир приглашают. Пусть поторапливаются.
Ли Цзинь поклонился и отошел в сторону. Подарки убрали, и Симэнь велел Дайаню наградить слуг двумя цянями серебра. Те склонились в земном поклоне и удалились.
Заиграли музыканты. Цитун подал чай, и Симэнь с Ин Боцзюэ сели за стол.
– А обед будет? – спросил Боцзюэ.
После чаю хозяин провел гостя в западный флигель.
– Се Цзычуня не видал? – спросил Симэнь.
– Не успел я встать, как Ли Чжи пожаловал, – отвечал Боцзюэ. – Подарки собирали. Некогда мне было с ним встречаться.
– Ступай дядю Се позови! – кликнул Симэнь Цитуна. – Да поскорее.
Шутун накрыл стол. Хуатун принес квадратную лаковую коробку, из которой извлек четыре изящных тонких блюдца, снаружи и изнутри расписанные цветами. На одном блюдце красовались ароматные баклажаны под маринадом, в другом – сладкая и аппетитная соя, в третьем – душистый мандариновый сок и в четвертом – ярко-красные ростки бамбука. Потом слуга расставил большие блюда. Одно – с жареной бараниной, другое – с жареной уткой под соленым соусом. В третьем блюде был бульон с пельменями, клецками [1]и яйцами, в четвертом – мясные фрикадельки со сладким картофелем. Хозяину и гостю подали палочки слоновой кости в золотой оправе. Перед Ин Боцзюэ стояла чашка рису, а перед Симэнем – жидкая рисовая кашица, от которой шел аппетитный аромат. После того как они пообедали, посуду убрали и начисто вытерли стол. Симэнь и Боцзюэ принялись играть в двойную шестерку на вино.
– Сколько ты собираешься дать Ли Чжи и Хуану Четвертому? – спросил Ин Боцзюэ, воспользовавшись отсутствием Се Сида.
– Закрою прежний контракт, – отвечал Симэнь, – и подпишу новый – на пятьсот лянов.
– Так-то оно так, – протянул Боцзюэ. – А не лучше ли, брат, ссудить им тысячу лянов, а? И проценты легче считать. А еще вот что хочу тебе посоветовать: отдай ты им эти браслеты. Ну зачем они тебе? А ведь полтораста лянов. Тогда и останется немного – как-нибудь уж добавишь.
– А ты прав! – воскликнул Симэнь, выслушав Ина. – В самом деле, добавлю три с половиной сотни, и контракт на тысячу заключим. Что золоту зря под спудом-то лежать?!
Они продолжали играть в двойную шестерку, когда вошел Дайань.
– Бэнь Дичуань принес инкрустированный перламутром мраморный экран на двух подставках с двумя бронзовыми гонгами и с бубенцами. Говорит, Ван, тот, что из императорской родни, отдает в залог под тридцать лянов. Вы согласны, батюшка?
– Надо посмотреть, – сказал Симэнь. – Пусть внесут вещи.