Цыганские сказания
Шрифт:
Наверное, меня сейчас вырвет, как всегда.
А, нет. Я теряю сознание.
***
Говорят, что на похоронах чихать нельзя — чёрт залетит. Если какой цыган чихнёт, на нём сразу рвут одежду, чтобы устрашить чёрта.
Как-то мальчики в Бережанах заспорили, можно ли зевать на похоронах: это же половина чиха. Один спросил у своего дедушки, очень важного, уважаемого цыгана. Дедушка думал не меньше минуты. Потом со значением произнёс:
— Через раз.
Глава XVI.
Запах глаженых простынь и лекарств. Уже привычно я проверяю своё тело от пятки до макушки прежде, чем открыть глаза. Лодыжки и икры немного тянет, но это даже болью нельзя всерьёз назвать. Руки, грудь, спина — вот они немного болят. Совсем чуть-чуть. Не так, чтобы валяться в лазарете. Голова? В порядке... А, да. Я же в обморок упала после того как... Не стоит, Лиляна. Упала в обморок, и точка.
По хорошему, надо было меня там же водой отлить, только на улицу вытащить. Но Тот, а может, и Кристо — короче, кто-то решил перестраховаться, и меня с почётом доставили во дворец. Я вздыхаю и разлепляю веки. А вот это интересно — у меня на пальце пластиковая штуковина, а от неё идёт провод до аппаратика. И если я не вовсе дура, аппаратик показывает мой пульс. Рядом с кроватью — стойка для капельницы с пустым пакетом из-под какого-то лекарства. И на венке пластырь белеет.
Может, я всё же что-то пропустила? Тот... монахи... «Скульд»... кровяка... Никогда не считала себя впечатлительным человеком, но сейчас мне снова дурно станет. Я даже в фильмах ужасов такого не видела, хотя бы потому, что не смотрю фильмов, в которых смакуется членовредительство. Тем более в таком масштабе.
Дьявол, зачем здесь капельница?
А что, если я повредилась так сильно, что даже не понимаю, что повредилась? Тогда у меня однозначно контузия в голову. Может быть, падая, я ударилась обо что-то. Не могу вспомнить, как далеко я стояла от чугунной лестницы?
И как давно всё это было? Окон здесь нет, только приглушённый свет ламп да глухие стены. Я не голодна и не хочу в туалет — но ведь меня могли, хм, обслужить медицинскими способами. О чём думать не приятнее, чем о произошедшем в подвале. Может, это каким-то образом родом из детства, но мне кажется очень неуютной мысль, чтобы меня кто-то вертел, трогал, контролировал моё тело без моей на то воли и особенно без моего осознавания происходящего. Даже если что-то подобное делают с самыми лучшими побуждениями. В приступе гадливости я срываю пластиковую штуковину с пальца и аккуратно кладу её на аппаратик сверху — график пульса на экране тут же сменяется прямой линией.
Дверь распахивается тут же, но вместо бригады перепуганных медиков входит один-единственный доктор Копыто, спокойный и исполненный воистину слоновьего достоинства.
— Госпожа голова проснулась? Отличненько! — заявляет он, аккуратно прикрывая дверь и направляясь ко мне. — Утро доброе, поскольку сейчас, любезная моя госпожа, именно утро. Как наше самочувствие?
— Подозрительно прекрасное. Я уже полчаса пытаюсь понять, почему лежу здесь, а ничего не болит. Может быть, мне просто отбили мозги, например, — я аккуратно поддёргиваю подушку, чтобы сесть поудобнее. Больным должно быть комфортно, даже если им не больно.
—
— Ну, — я чувствую себя неловко. Нет ничего приятного в том, чтобы прослыть истеричкой. — Вы же сами сказали в прошлый раз, что у меня неврозик. Боюсь, что он проявлялся именно так. Чуть поволнуюсь, и выворачивает. Поверьте, мне было с чего волноваться. Одни розыгрыши императора чего стоили, вы же слышали о них, да?
— Только о том, который с поваром.
— Ну, они все были примерно одинаковые. Я чуть было не решила, что он рехнулся.
— Да, такое очень неприятно. Однако же не могу не заметить, что госпоже голове следует быть благодарной императору.
— Ну да, дворец, благосостояние, нормальная длительность жизни... Мой муж, как я подозреваю, тоже подарочек от него. Вы мне, наверное, не поверите, но я бы всё это просто стёрла. Вырезала и выбросила. Чтобы вернуться назад, когда я жила, может быть, нестабильно и не так уж богато, в одиночестве и в постоянном риске, но была действительно свободна. Наверное, для большинства нормальных людей это звучит как жалобы Ференца Беренчи на то, что вампирам приходится переживать своих друзей и довольствоваться мороженым в качестве лакомства. Я сейчас чушь несу, да? Наверное, ещё одно проявление невроза. Нервы ни к чёрту. Не могу я так.
Доктор склоняет голову, изучая моё лицо.
— Признаться, ваша речь, хоть и короткая, была крайне интересной. Но я имел в виду немного другое. Ведь если бы император не предположил, что у вас приключилась нервная горячка от неприглядного зрелища, цитируя Его Величество, «у меня самого после первого боя такая была», мне бы пришлось последовать настояниям Тота проверить госпожу Голову на беременность и сделать прерывание оной. Я так понимаю, месячных истечений не было с начала осени?
— Я... кажется, я не очень за этим следила. Да я вообще никогда за ними не следила, но ведь я... принимала таблетки. По часам, как положено. И проверялась в сентябре. Не из-за задержки, а просто муж настоял. Тест был отрицательным. Я не могу быть беременна, я бы заметила! У меня бы грудь начала расти, или хотелось бы съесть что-то необычное, или пятна бы пошли. Я видела очень много беременных, у них у всех было что-то в этом роде. И рвало их гораздо чаще. От запахов, а не от дурацких шуток, — я ловлю себя на том, что беспрестанно трясу головой, и сердито обрываю движение.
— Ну, это уж на что чувствительность обостряется. У вас, госпожа Хорват, по видимости, на кровавые розыгрыши. Вы беременны, уверяю вас как врач. И, как врач, я настаиваю на прерывании. Даже не потому, что у меня есть на подобный случай строгая инструкция. Но потому, что я не знаю, и не представляю, кто знает, как отличить нормально развивающуюся беременность от, э, «белого волка», если я правильно применяю термин, от беременности патологической. А статистика очень и очень неутешительна. Надобно иметь огромное везение, чтобы вписаться в число счастливиц и остаться в живых. Слава Иисусу, срок ещё мал, не более трёх месяцев. Мне претят поздние аборты.
— Но, но, подождите, разве в Империи не запрещена эта операция? — я цепляюсь за детали просто чтобы выиграть время. На обдумывание, осознавание, прочувствовывание. Как это: я беременна? Как это — мне сделают аборт? А если я хочу ребёнка? А если я готова рискнуть? Но, хочу ли, готова ли? И кому какое будет до этого дело, На меня будто бочку воды опрокинули. Я оглоушена. — Ведь запрещено же, да?
— Кроме случаев медицинской необходимости. И у вас именно такой случай. Никак иначе, госпожа Хорват, я его определить не могу.