Цыганские сказания
Шрифт:
— И в чём смысл того, что вы вообще мне это говорите? Если бы вы просто сделали, я бы ничего никогда не узнала. И не думала, ни о чём, — лицо доктора расплывается от навернувшихся на глаза слёз. Гормоны, чёртовы гормоны. Можно подумать, я без них была не в расстроенных чувствах.
Это нечестно. Это нечестно. Разве я не победила? Я дралась, я придумывала планы, я искала оружие, я всё нашла! Приключение закончилось, разве не должно теперь всё стать нормально?! Если это победа, зачем мне победа вообще?! Не хочу её — то есть, хочу не её. Хочу... Я не знаю, чего я хочу. Но не того, что получила.
— Я был уверен, что
— Но я же пила таблетки! Как? Как?!
— Просто не повезло. Может быть, попались просроченные или бракованные. Такое бывает с таблетками. И, к сожалению, с тестами на беременность тоже.
— Что же мне теперь делать? — у меня так сдавливает горло, что вместо нормального голоса получается один только шёпот. — Ведь вы же, и я, мы не сможем скрывать долго. У меня даже времени не будет, чтобы подумать. И шанса, чтобы выбрать.
— Шанса я дать вам не могу, — галицианин сочувственно берёт меня за руку. — Подобное не в моих силах. Но время...
— Разве лазарет не прослушивается? Тот наверняка уже всё знает.
— Нет, аппараты наблюдения могут помешать работе медицинской техники. Теоретически. Поэтому время у вас есть. До завтрашнего утра. Господин глава имперской безопасности может не понимать, что женщине нужно прожить свою первую беременность, даже если она неудачна. Он вампир, у него холодное сердце. Но я вас понимаю отлично, конечно, насколько это в силах для мужчины. У вас есть сутки. А сейчас вам стоит умыться, поскольку я должен сообщить об улучшении самочувствия, и, значит, сюда примчится капитан Коварж. Ни к чему возбуждать его любопытство.
Доктор Копыто похлопывает меня по руке, прежде, чем отпустить её и удалиться. Ох, только не Кристо. Именно сейчас, когда мне надо как-то собраться с мыслями. Но не выставлять же мне его... Тем более вот он — сидит, ждёт, когда я из санузла выйду. Не понять, злой или испуганный: напряжённый; кажется, звенит, будто нож. А как он меня осматривает: я сразу вспоминаю, что в больничной рубашке и не причёсана.
— Привет, — я колеблюсь, не зная, сесть ли рядом или обойти кровать и лечь. Подальше. Только не разнос, меня немедленно вывернет!
— Привет. Ты там что, стоишь — меня боишься?
— Вроде того.
— Иди лучше сюда бояться. Я тебя обниму. Отсюда видать, что ты зябнешь, — белёсые брови чуть подскакивают, и я с облегчением различаю улыбку в самых уголках его рта.
Руки у него очень горячие. И колени, и тело — всё горячее, печёт даже сквозь рубашку и штаны. То ли я сильно мёрзну, то ли он нарочно себе температуру поднимает, как тогда, когда я заснула на на берегу реки и вся окоченела. Какая разница... Хочется сейчас хотя бы немножко не думать, а прижиматься и плавиться. Я невероятно устала, что все против меня, хотя вроде бы на моей стороне. Греться, просто греться! Я утыкаюсь лицом в шею Кристо, втягивая, впитывая его запах всем существом. Он всегда очень приятно пахнет. Это успокаивает.
— Почему же ты сразу не пришёл? Я тебе записку оставила... ждала...
— Мне же её не показали. Только когда всё закончилось. Расшифровывали, вместо того, чтобы просто спросить.
Да, я же, кажется, предполагала, что записку прочтёт Катарина. И всё расскажет брату. Но сиротка её даже не видела! Она отходила
— Ну ты-то, ты-то почему ничего не рассказала, когда поняла, что не справляешься! — не выдерживает Кристо. — Ведь мы же договаривались!
— Они заставили меня поклясться на иконе. Цыгану. У них был цыган. Я могла только подавать знаки, чтобы было ясно, что я в опасности. Это мне забыли запретить. Я и подала... — Я нервно усмехаюсь. — Даже язычники, знавшие, что я жрица, больше верили в мои христианские клятвы, чем один знакомый католик.
— Я погорячился. Я просто... слишком много услышал за один раз. Прости. Раз уж не простила, когда помирились. А тот цыган — единственный, кто себя не убил. Но толку чуть. Он накануне убил какого-то другого вампира, так что с ума спрыгнул и помер ещё пока у тебя горячка была.
— Так я что, долго лежала?
— Ну да, вообще. Как в сказках, три дня и три ночи. Как ты?
— Хорошо. А ты?
— Теперь тоже хорошо. Испугался за тебя. Когда вы с Ринкой исчезли, такое началось... Вся служба безопасности на ушах, я пытаюсь взять твой след — и не могу, теряю почти сразу. А тут во дворце началось дьявол знает, что. Два чиновника-вампира на императора напали, убили четырёх волчиц, ещё много волков ранили, потом поджог был, всё сразу... Ну, Ринка мне уже объяснила, что это было, а тогда бегаешь, как угорелый, кругом карусель просто. А потом тётя Дина дозвонилась и сказала про подвал и что вы с двумя сотнями цыганок удерживаете кучу вампиров. Тот ошалел. А потом ошалел ещё раз, от доклада Ринки. Он в цыганскую магию вообще не верил. И монахи для него новостью оказались. Ну, то есть, что-то такое он об этом ордене слышал, но считалось, что его уже лет шестьсот как не существует. С тех пор, как его последний раз накрыли.
Я выпрямляюсь, чтобы посмотреть Кристо в глаза:
— А теперь он верит? В смысле, Тот. В цыганские средства.
— Кажется, да. Он даже не разрешил отсюда унести то, что с тебя сняли. Всё вон в шкафчике лежит. Чтобы всё, что удачу приносит, у тебя под рукой. Даже одежду: а вдруг. Повезло ведь тебе в этой одежде, когда ты с вампирами дралась?
Ничего себе, повезло! Я там бегала как сайгак, ещё и струны заранее купила, и вполне могла ими всех повязать. А Ринка с тётей Диной разработали план по нейтрализации вампирских чар. И он сработал! Да что объяснять, теперь все только и будут думать о моей «бахт». Тота на ней точно провернёт — ведь от неё зависит жизнь и смерть его деда.
— Слушай, раз теперь моё везение пополнять будут всё время... может, ну, помнишь мы с тобой говорили — может, использовать его, чтобы завести ребёнка? Мне бы хотелось. Мне с ними, кажется, нравится возиться.
Я уже знаю ответ, когда Кристо, изучив моё лицо так, будто ищет признаки смертельной болезни, привлекает к себе опять — чтобы гладить по голове.
— Лилян... мы же не можем отмерять везение, верно? Сюда столько, туда столько... Да и сколько, не знаем. Не надо, Лилян. Плевать мне на императора — но не хочу я тобой рисковать. Я бы тебя на коленях умолял, если бы ты решила... А теперь и думать нечего, Тот... Он думал, что ты беременна. И сразу про аборт. Он слушать ничего не будет. И мы сделать ничего не сможем. Не надо об этом зря, Лилян.