Да вспомнятся мои грехи
Шрифт:
Отто улыбнулся, зная, какой жуткий у него вид.
– Но я испытывал самые нежные чувства к моему левому коренному – это был единственный настоящий зуб, который у меня оставался. Я предлагаю сделку – если вы приведете сюда человека, который вытащил мне этот зуб, и на моих глазах перережете ему горло, то тогда поговорим.
– Вы знаете, кто именно это был?
– Нет.
– Очень хорошо. Дневальный! – В комнату поспешно вошел молодой человек, щелкнул каблуками по стойке «смирно». – Приведите сюда тененте Ерма и тененте
– Есть, сэр. – Щелк, поворот, бегом марш.
– Вы серьезно? – сказал Отто.
– В смысле перерезать им горло – да. Но сомневаюсь, что это на вас подействует… Но я обещал эль Альварецу, что попытаюсь.
– Кроме того, они оба вызывают у меня отвращение. Ночные бабочки, милые ребятки. И они слишком любят мучить других людей.
«А, ты не любишь, когда видишь в других отражение себя»,– подумал Отто.
– Если вы знаете, что я премьер–оператор, тогда вы должны знать, что последует за моим убийством.
– Это осознанный риск.
– Подсчитывать легко… ведь это экстравагантный жест, почти как убийство посла. Вы и это намерены сделать?
– Возможно.
– Самое меньшее, что может случиться с эль Альварецом, вами и всеми высшими чинами – это стирание мозга. И если сбросите хоть одну бомбу на Грюнвельт, то подпишете смертный приговор своей планете. Вы знаете о судьбе Октября.
– Это миф.
– Нет. Я был там.
– Неужели? – Комменданте снова сел, упершись подбородком в ладонь.
– И как вам там понравилось? Забавно? Поучительно?
– Возможно, вам это покажется поучительным. Ни одна из форм животной жизни, более сложной, чем таракан, не выжила. Тараканы стали очень большими и агрессивными.
– Вы хотите сказать, что Конфедерация придет в такой гнев из–за вашего убийства – вашего и еще нескольких человек, – что уничтожит население целой планеты? – Он натянуто засмеялся.
– Конфедерация никого не уничтожает. – В самом деле? – Они выпустили в атмосферу Октября вирус, стерилизовавший всех самок от млекопитающих до рыб.
– Значит, они добили только тех, кто прожил достаточно долго, не умерев с голоду.
– Им поставляли еду. Как жест доброй воли. Но люди могут питаться растениями и жуками тоже.
Хулио зевнул:
– Мне все равно. Трех детей вполне достаточно.
– Не притворяйтесь глупцом.
Хулио усмехнулся:
– Без оскорблений.
С минуту они сидели в молчании.
– Когда я встречусь с эль Альварецом?
– Он очень занят. Возможно, ты увидишь его до того, как умрешь.
– У вас очень примитивное чувство юмора, Хулио.
Дневальный вернулся с шестью вооруженными людьми и двумя связанными – теми, что допрашивали Отто. Руки у них были скручены за спиной… Оба тененте возглавляли процессию, держась прямо, но сильно побледнев.
Дневальный
– Доброе утро, Бернал и Ромуло.
Хулио ритмично похлопывал рукояткой по ладони.
Один из тененте ответил очень слабым голосом. Второй только открыл рот, зубы его стучали.
– Кто из вас вырывал зубы этому джентльмену? Ему бы хотелось увидеть, как этому человеку перережут глотку.
– С меня довольно, – сказал Отто, – если они сами потеряют несколько зубов.
Тот, что ответил на приветствие, сказал:
– Мы оба делали это, комменданте.
– Гм, – сказал Хулио с задумчивым видом. – Дневальный… посмотрите, нет ли в том столе щипцов?
Тот вернулся с хромированным хирургическим орудием, вполне способным, судя по его виду, исполнить работу.
– Это подойдет, комменданте?
– Нам остается только попробовать. – Он подал знак дневальному. – Развяжите его. Ромуло, ты испытаешь этот инструмент на Бернале.
Допрашивавший взял орудие и повернулся к партнеру, обращаясь к нему, как взрослый обращается к ребенку:
– Открой рот, Бернал. – И добавил шепотом: – Будь смелым.
Бернал только один раз вскрикнул от боли, когда был извлечен первый зуб. Ромуло посмотрел на Рубиреца, тот кивнул, и Ромуло нагнулся за вторым.
– Ну? – сказал комменданте Отто. – Я проявил добрую волю. Теперь вы ответите на несколько вопросов?
– Кое–что вы, в самом деле, проявили, но я не отвечу.
Хулио решительно кивнул:
– Дневальный! Вызовите тюремное отделение и скажите, что я велел доставить сюда сеньора де Санчеса и сеньориту Эшкол.
Бернал потерял третий зуб, не издав ни звука, хотя слезы катились по его щекам.
– Э–э… Ромуло… – сказал Хулио.
Тот поднял голову и не успел даже моргнуть. Нож мясника ударил с силой, достаточной, чтобы наполовину прорубить его шею. Солдаты и Отто невольно подались назад при виде хлынувшей крови. Рубирец ухватил умирающего за волосы и дернул книзу, потом два раза дико ударил ножом, добавил третий, рассчитанный удар, который отделил голову от тела. Подняв ее, истекающую кровью, он держал ее над кроватью Отто.
– Еще одного? – На лице его не было совершенно никакого выражения, голос совершенно ровен.
Отто проглотил внезапно хлынувшую в рот горечь:
– Нет. Этого было достаточно… для…
– Для моего «примитивного» чувства театральности? – Один из солдат бросился к двери.
– Рядовой Ривера. Вернитесь, или вы будете наказаны.
Рядовой на секунду приостановился, потом бросился бежать снова. Комменданте снова обратил взгляд на Отто, но ничего не сказал. Слышно было лишь, как эхом отдается в коридоре стук подошв бегущего рядового, да что–то тихо шуршало. Отто знал, что это корчится обезглавленное тело. Бернал потерял сознание.