Далеко ли до Вавилона? Старая шутка
Шрифт:
Дойдя до хижины, Нэнси решила искупаться. Крупный песок колол и обжигал ступни, к воде она бежала как по раскаленной плите. А вода неожиданно оказалась ледяная. Место это не рассчитано было на любителей плескаться или шлепать на мелководье, — крутой откос, и через несколько ярдов дна уже не достать, и течение мягко увлекает тебя вдоль берега и, если не поостережешься, унесет неведомо куда. Потом она растянулась на полотенце — пускай обсушит солнце — и стала смотреть, как собираются по всему горизонту облака. Наверно, было уже около четырех, когда она вспомнила про
— Эй!
На берегу и на рельсах ни души. Никакого движения. На щеку упала капля дождя.
— Фу, черт!
Нэнси сердито вскинула голову — небо чистое, вполне невинное. Песок чуть заметно зыблется под ветром. Нэнси пошла к хижине. У двери помедлила, оглянулась.
— Эй!
Вошла в хижину, оделась. По крыше стукнули еще несколько редких капель.
Нэнси стала на пороге, стряхнула полотенце.
— Э-э-эй!
Чайка, сидящая на гранитной плите, искоса глянула на нее недобрым глазом.
— Почему бы тут кому-то и не быть? — рассудительно спросила Нэнси чайку. — В конце концов, считается, что у нас тут свободная страна, и напрасно ты на меня так уставилась.
Чайка повернулась к ней спиной. Когти нетерпеливо царапнули по камню. Вряд ли она бы сидела так спокойно, шастай кто-то поблизости. Нэнси повесила полотенце на внутреннюю сторону двери. Дождь уже дробно стучал по песку и по крыше. Нэнси заботливо притворила дверь, чтобы дождь не захлестывал внутрь, не то сгниет пол, потом взобралась на насыпь и почти всю дорогу до дому бежала бегом.
Когда она вошла, все сидели в гостиной, допивали чай.
Гарри еще не ушел. Ему очень даже по вкусу и сандвичи с огурцами, и слабый китайский чай, и Мэйв тоже, покорно подумала Нэнси.
— Я еще здесь, — сказал он, будто она сама не видит.
— Выпей чаю, — сказала тетя Мэри. — Только он уже остыл.
— Спасибо, не хочется.
— Пирог мы еще не разрезали. Хотя искушение нешуточное.
— Куда это ты исчезала? — спросил Гарри почти жалобно.
— Она вечно исчезает. Жизнь ее полна тайн. Но я необыкновенно тактична, никогда ни о чем не спрашиваю. Правда, детка?
— А сандвичей не осталось?
— Неужели ты думаешь…
— Понятно.
— Давайте отведаем пирога. Разрежь сама, детка. Пирог полагается разрезать новорожденной.
— Причем загадать желание, — подсказал Гарри.
Нэнси взяла нож и взрезала шоколадную корочку. Желаю… нет, не желаю, чтобы он сказал, не заскочить ли нам сейчас к Мэйв. Первый ломтик.
— Восхитительно выглядит. Фирменный пирог Брайди. Она у вас просто сокровище, Мэри.
— Хочешь пирога, дед?
— Пирога, — растерянно повторил старик, никто не понял, означает это да или нет.
Нэнси отрезала кусочек, положила на тарелку. Отнесла и поставила на круглый столик возле деда.
— Сегодня мой день рожденья. Ты не забыл? Мне уже восемнадцать.
Старик с минуту смотрел снизу вверх ей в лицо, пытался сообразить, кто это перед ним.
— А, да, — сказал он наконец. — Дочка
Она все-таки оставила тарелку подле него, может быть, еще передумает.
— Ты промокла, — сказала тетя Мэри.
— Немножко. Дождь начался так неожиданно.
— На твоем месте я пошла бы и переоделась.
— Только не в день рожденья, — отрезала Нэнси.
— Ревматизм…
— В восемнадцать лет ревматизма не бывает.
— Детка, надо быть осторожнее…
— Э-э… я вот думаю… — начал Гарри с набитым ртом, жуя пирог. — Я думаю, может, нам заскочить к Мэйв. На минутку.
Нэнси отошла к окну, выглянула на сверкающие струи дождя. Вот и загадывай желания. Всегда заранее знаешь, чего от него ждать, черт возьми. Непостижимо, откуда у нее к нему… ну… слабость. Слабость, нежные чувства. Может быть, это потому, что всегда знаешь, чего от этого человека ждать. Никакие опасности тут не грозят. С ним скучно до смерти? Если любишь, так не скучно.
— Мартышкина свадьба, — сказала Нэнси.
— Что такое?
— Она хочет сказать, сразу и дождь и солнце, — пояснила тетя Мэри, собирая чашки с блюдцами на поднос.
— Вот тебе и раз! Почему?
— Что почему?
— Почему это называется мартышкина свадьба?
— А почему бы и нет? — спросила Нэнси.
— Жаль, что ты упустила сандвичи с огурцами. У Брайди они просто изумительны, Мэри.
— Надо резать хлеб тонкими-тонкими ломтиками. В этом весь секрет. Совсем тонкими, иначе ничего не получится. И в перце, конечно. Нужна очень точная мера.
Она забрала с отцова столика тарелку с нетронутым пирогом.
— Извините, я только отнесу поднос на кухню. По субботам Брайди любит попасть в церковь пораньше.
Она вышла, а Гарри подошел к Нэнси.
— Так как же?
— Хорошо. Если вам так хочется.
— Только на минутку заглянем.
— Прямо сейчас?
— Ну… ну да… А почему бы нет?
— Дождь.
— Мартышкина…
— Да.
— Ты уже все равно промокла.
Нэнси вздохнула.
— Ладно, пойдем.
Они вышли на веранду, вслед послышался голос деда:
— «Век земной быстротечен, близок полночный час, радости наши меркнут, свет покидает нас. Все преходяще и тленно…»
— Мы ушли, тетя Мэри, до свиданья. Идем к Мэйв. Заскочим на минутку… — Ее разобрал смех.
— Переоденься. Переоденься, детка, сними мокрое… Переоденься.
Нэнси потащила Гарри с веранды.
— Скорей, Гарри. Гарри, скорей. Скорей, скорей.
— Нэнси…
— Тише! Не суматошьтесь вроде нее. А то вдруг, пока я стану переодеваться, Мэйв возьмет да и уйдет куда-нибудь. Мало ли. Лови мгновенье [42] — кто-то что-то такое сказал, верно? Это, кажется, из латыни?
42
Гораций (65–8 до н. э.) — Carpe diem (букв. «Лови день»).