Далеко ли до Вавилона? Старая шутка
Шрифт:
— А-а! — глубоко, с наслаждением вздохнул Гарри. Вот кто обожает порядок. — А-а-а!
Нэнси промолчала.
— Иногда мне кажется, что ты не любишь Мэйв, — сказал он сурово.
— Люблю, люблю.
Гарри оглядел недокуренную сигарету, недоумевая, как с нею поступить. В этом саду нет моста для мусора. Он осторожно придавил пальцами тлеющий кончик и сунул смятый окурок в карман. Нэнси следила за каждой его мыслью, за каждым движением. А она может быть злючкой, подумал он, злая, настырно любопытная
— Мэйв не курит?
— Конечно, нет.
— А тетя Мэри курит. В куренье нет ничего плохого.
— Некоторые считают, что это дурная привычка.
— Ау!
Мэйв вышла на веранду им навстречу.
— Как хорошо, что вы пришли. Я совсем одна. Мама с папой поехали в город, там то ли званый ужин, то ли еще что-то. Я совсем одна. Я надеялась, что вы заглянете. — Она улыбалась обоим, но не сводила глаз с Гарри. — Гарри, — почти уже шепотом.
— Ну… э-э… да… э-э… очень удачно, что мы зашли, правда, Нэнси?
— И Нэнси.
— Привет, — сказала Нэнси.
Мэйв и Гарри улыбались друг другу. Они не замечали, какое долгое молчание окружает их улыбающиеся лица и сближает их все тесней, тесней. Над бровью Нэнси сердито застучала какая-то жилка. Цветы самодовольно вставали во весь рост над разрыхленной влажной землей. Ни одна улитка здесь не поедала листья, не оставляла серебристых следов на дорожках. Нэнси с досадой поглядела на дырку в своей правой туфле, оттуда неряшливо торчал большой палец.
— Мои паршивые ноги никак не перестанут расти, — сказала она.
Улыбки угасли.
— Простите? — переспросила Мэйв.
— Да нет, ничего… просто у меня огромные лапы, и все растут… ничего интересного… ничего…
— У нее сегодня день рождения, — пояснил Гарри. — Ей исполнилось восемнадцать.
— Это замечательно! — теперь Мэйв обратила улыбку к Нэнси. — Вам по виду не дашь восемнадцати. Правда, Гарри? Если бы я знала, я приготовила бы подарок. — Она мимолетно коснулась губами щеки Нэнси, поцелуй пахнет духами. — Замечательно! Прощай, школа. Теперь она выйдет замуж. Правда, Гарри? Пойдемте же в дом. После дождя стало прохладно. На той неделе будет вам от меня подарок. Непременно, лучше поздно, чем никогда. А вы что ей подарили, Гарри?
Через веранду она провела их в гостиную. Это было продолжение сада. Куда ни глянь, в упорядоченном изобилии вьются, изгибаются, топорщатся цветы. От них избавлен только белый концертный рояль, задвинутый в угол.
— Да пока еще ничего не подарил. В сущности, я поздновато узнал. Забыл. Никакой памяти на эти дела. Никакой. Что тебе подарить, Нэнси?
— Правда, Нэнси, что вам подарить?
— Да ничего мне…
— Требую ответа, — сказал Гарри. — Решительно требую.
— Уж
Нэнси призадумалась.
— Просить, что захочу?
— В разумных пределах, конечно.
— Ну, конечно, — согласилась Нэнси.
— Нэнси не злоупотребит вашим вниманием, — сказала Мэйв.
Нэнси задумалась, а они опять заулыбались друг другу.
— Мне хочется в Аббатство. Вы не сводите меня на представление?
— С превеликим удовольствием.
— Замечательная мысль! Можно и мне с вами? Пожалуйста, возьмите и меня!
— Конечно! — с восторгом отозвался Гарри.
— Вы ведь не возражаете, правда, Нэнси?
— С чего мне возражать? — Нэнси посмотрела на них, оскалив зубы.
— Вот прелестно, правда? Гарри все устроит, и мы проведем прелестный вечер. Замечательно.
— Замечательно, — сказала Нэнси.
— А сейчас мы отметим праздник рюмочкой хереса. Вы, если хотите, выпейте виски, Гарри, а мы с Нэнси…
Мэйв пошла к двери.
— Я вам помогу.
— Спасибо, я и сама справлюсь, — однако она ему улыбнулась, и они вдвоем вышли из гостиной.
Нэнси плюхнулась на цветастый диван.
Зачем я сюда пришла?
Потому что ему хотелось пойти. Видно было — до смерти хочется. И не хватает смекалки, как бы пойти одному.
Я им тут без надобности.
Ну да. Только и нужна была, пока они не справятся с той первой улыбкой.
А сейчас? Взялись они за руки там, в соседней комнате? Ладонь к ладони, безгрешный ладонный поцелуй.
Отчего чайки со злыми глазами нравятся мне куда больше, чем эта любезная девица?
Отчего ему..?
В соседней комнате смеются.
…больше нравится…
Ладонь к ладони.
…она…
Чуть звякнуло стекло о стекло.
…чем… чем…
В комнате пахнет мастикой для пола и сладко — готовыми осыпаться розами.
Я им только помеха.
Нэнси встала.
— Мне пора домой. — Она изысканно поклонилась роялю. — Очаровательный вечер… благодарю вас. — Она медленно пошла к двери, кивая и улыбаясь стульям, цветочным вазам, столу, на котором стояла, вернее, застыла в балетной позе нарядная фарфоровая пастушка. — Так мило… так любезно с вашей стороны, до свиданья…
Вышла в сад и кинулась бежать по дорожке, к живой изгороди, за калитку.
Калитка взвизгнула, затворяясь за нею.
— Предательница, — прошептала Нэнси.
На холме поднимались из двух труб струи дыма, пятная небо; одна, наверно, от плиты: в кухне, конечно, Брайди, топая по скрипучим половицам и что-то напевая, готовит ужин; другая — от недавно разожженного камина в гостиной, там пламя с треском пробивается сквозь искусное сооружение из сучьев и хвороста.
Пока Нэнси шла полем, злость ее утихла.