Дама с камелиями
Шрифт:
В одиннадцать я отправился на улицу д’Антэн.
В окнах Маргариты не было света. Я все-таки позвонил.
Швейцар меня спросил, куда я иду.
– К мадемуазель Готье, – ответил я.
– Она еще не вернулась.
– Я подожду ее.
– Никого нет дома.
Это препятствие я мог обойти, потому что у меня был ключ, но я побоялся скандала и ушел.
Однако я не вернулся домой, я не мог уйти оттуда и все время следил за домом Маргариты. Мне казалось, что нужно что-то узнать или, по крайней мере, подтвердить свои подозрения.
Около полуночи знакомая мне карета остановилась около 9-го номера.
Вышел
Одно мгновение мне казалось, что ему, как и мне, ответят, что Маргариты нет дома, и что он уйдет, но я тщетно ждал до четырех часов утра.
Я много страдал за последние три недели, но все это ничто в сравнении с тем, что я выстрадал за ту ночь.
XIV
Вернувшись домой, я плакал, как ребенок. Нет такого человека, которого не обманули бы, по крайней мере, раз в жизни и который не знал бы, как при этом страдают.
Я говорил самому себе с лихорадочной решимостью, которая, мне казалось, не покинет меня, что нужно немедленно порвать эту связь, и с нетерпением ждал утра, чтобы запастись местом и вернуться к отцу и сестре, в любви которых я был уверен.
Однако мне не хотелось уехать, не известив Маргариту о причине своего отъезда. Только мужчина, который не любит больше свою любовницу, не пишет ей перед разлукой.
Я сочинил в голове писем двадцать.
Я имел дело с самой обыкновенной содержанкой и слишком поэтизировал ее; она поступила со мной как со школьником: чтобы обмануть меня, она воспользовалась самой простой уловкой, это ясно. Мое самолюбие взяло верх. Нужно было расстаться с этой женщиной и не сказать ей о своих страданиях; и вот что я ей написал самым изящным почерком, со слезами горя и возмущения на глазах:
«Милая Маргарита!
Надеюсь, что ваше вчерашнее нездоровье окончилось пустяками. Я заходил в одиннадцать часов вечера узнать о вашем здоровье, и мне сказали, что вы еще не вернулись. Господин Г… был счастливее меня, он приехал несколько позднее и в четыре часа утра был еще у вас…
Простите, пожалуйста, что я заставил вас проскучать несколько часов в моем обществе, и поверьте, что я никогда не забуду тех счастливых моментов, которыми я вам обязан.
Я, наверное, зашел бы справиться о вашем здоровье и сегодня, но думаю уехать к отцу.
Прощайте, милая Маргарита, я не настолько богат, чтобы любить вас так, как бы я этого хотел, и не настолько беден, чтобы любить вас так, как вы этого хотели. Забудьте же мое имя, которое вам почти безразлично, а я забуду счастье, которое стало для меня недостижимым.
Посылаю вам ваш ключ, которым я ни разу не воспользовался; он может вам пригодиться, если вы часто болеете так, как вчера».
Вы видите, я не мог закончить этого письма без злой иронии, и это доказывало, что я все еще был влюблен.
Я раз десять перечитывал свое письмо, и меня немного успокоила мысль, что оно заставит Маргариту страдать. Я старался проникнуть в ее чувства, и когда в восемь часов слуга вошел ко мне, я отдал ему письмо и велел сейчас же отнести.
– Ответа нужно подождать? – спросил Жозеф (моего слугу звали Жозефом, как всех слуг).
– Если вас спросят, нужен ли ответ, вы скажете, что не знаете, и будете ждать.
Я надеялся, что она мне ответит.
Какие мы жалкие и слабые люди!
Пока мой слуга ходил, я все время ужасно волновался. То я вспоминал, как Маргарита мне отдалась,
В конце концов я задавал себе вопрос, что она мне ответит, и готов уже был поверить ее оправданиям.
Жозеф вернулся.
– Ну? – спросил я.
– Барыня еще спит, – ответил он, – но как только она позвонит, ей передадут письмо, и, если будет ответ, его пришлют.
Она спала!
Несколько раз у меня являлась мысль послать за письмом, но я возражал самому себе: может быть, ей уже передали письмо, и она подумает, что я раскаиваюсь.
Чем ближе подходил час, когда я мог ждать ответ, тем больше я жалел, что послал письмо.
Пробило десять, одиннадцать, двенадцать.
В двенадцать я хотел пойти на свидание, как будто ничего не произошло. Теперь я не знал, что придумать, чтобы выйти из заколдованного круга.
У меня мелькнула суеверная мысль, что, если я выйду, по возвращении я найду ответ. Ответ, которого ждешь с нетерпением, всегда приходит, когда тебя нет дома.
Я вышел под предлогом позавтракать.
Вместо того чтобы завтракать в caf'e Foy, на бульваре, как обыкновенно, я пошел завтракать в Пале-Рояль, на улице д’Антэн. Каждый раз, как я издали видел женщину, мне казалось, что это Нанина несет мне ответ. Но я прошел всю улицу д’Антэн и не встретил ни одного посыльного. Я пришел в Пале-Рояль, зашел к Вери. Лакей мне подавал блюдо за блюдом, я ничего не ел.
Невольно мои глаза были все время устремлены на часы.
Я вернулся домой, убежденный, что застану письмо от Маргариты. У швейцара ничего не было. Я надеялся на своего лакея, но и он ничего не видел с тех пор, как я ушел.
Если бы Маргарита мне ответила, я бы уже давно получил ответ.
Тогда я начал раскаиваться в некоторых выражениях своего письма; я должен был лучше не подавать о себе вестей, и это дало бы ей повод беспокоиться; если бы я не пришел на свидание, она бы спросила у меня о причинах моего отсутствия, и тогда только я должен был ей все объяснить. Таким образом, ей пришлось бы оправдываться, а больше всего на свете мне хотелось, чтобы она оправдалась. Я чувствовал, что какие бы доводы она мне ни приводила, я бы им поверил и что я все бы отдал, только бы ее увидеть.
Я начал надеяться, что она сама приедет ко мне, но проходили часы за часами, а она не являлась.
Положительно, Маргарита не была похожа на других женщин; редкая женщина не ответит, получив такое письмо, как мое.
В пять часов я направился в Елисейские поля.
«Если я ее встречу, – думал я, – я сделаю безразличное выражение лица, и она будет убеждена, что я не думаю больше о ней».
На повороте Королевской улицы она проехала мимо меня; встреча была так неожиданна, что я побледнел. Не знаю, заметила ли она мое волнение; я был так смущен, что видел только ее экипаж.