Дань псам
Шрифт:
Сколько это длится? Дни. Недели. Десятилетия? Он отчаянно хотел свежей воды — достигавший губ дождь был солон словно само море. Он чувствовал, что слабеет — если бы нашлась еда, желудок ее не удержал бы. Мысль о том, что он может погибнуть, что тело будет болтаться в ремнях, пока шторм не сорвет его, вызывала ярость. Погибнуть не с оружием в руках, не с воинственным рыком, рвущимся из горла. Не омывшись теплой кровью, не взглянув в глаза убийцы…
Это хуже любой кончины, которую он может вообразить. Словно незаметная болезнь, когда вдруг с полной беспомощностью обнаруживаешь, что тело изменяет тебе. Ему даже не удастся послать
Еще крики… смех? Нет, все — таки крики.
Что еще?
Грантл с трудом вдохнул и огляделся.
Стены воды с обеих сторон — он вздрогнул — и поток подбросил их вверх. Карета застонала, заскрипела. Заскрежетали кольца — его подбросило — и тут же ремни натянулись, рывком вернув Грантла на место.
Но он уже увидел — да! — всех сотоварищей — широко раскрытые глаза, разинутые рты — и еще увидел предмет их ужаса.
Они быстрее любой волны несутся к громадному утесу.
— Земля! — заорал с облучка Гланно Тряп. Взрывы пенных валов у подножия утеса были видны при каждом подъеме: зубастые черные скалы, рифы, отмели и прочие названия для убийц людей и кораблей. И повозок. Все маячат прямо впереди, в трети лиги — и быстро приближаются.
«Смогут ли лошади бежать по отвесной скале? Звучит смехотворно — но я не смеюсь. И не удивляюсь…
Но тогда почему все так вопят?»
Через миг Грантл получил ответ. Еще один подскок на волне, он извернулся и глянул назад, за карету — без всякого повода… по крайней мере, он подумал, кажется, что вид сзади не может оказаться хуже вида впереди.
Он увидел еще одну стену воды, на этот раз высотой с гору.
Тошнотно-зеленоватый край «горы» подхватил повозку, лошадей, начал поднимать к небу. Так быстро, что вода хлынула с крыши, с каждого распластавшегося дольщика. Даже ливень прекратился — их уже унесло в брюхо тучи.
Он подумал, что, открыв глаза, сможет узреть звезды и твердь небесную — и справа, и слева, и даже внизу — но нервы подвели Грантла. Он скорчился, крепко зажмурившись; тело дрожало на пронзительно холодном ветру. Смертный мозг не выдерживает подобного — гром снизу, вопли людей и животных, бешеный шум крови в каждой вене, каждой артерии, завывание ветра в раззявленном рту…
Выше и еще выше…
А утес не прямо впереди?
Он не смог взглянуть.
Все считали, что самое слабое зрение — у Рекканто Илка, и, на вкус Гланно, это было приятнейшим из заблуждений. К тому же он неплохо видел вещи шагов на тридцать. За пределами этого круга объекты приобретали мягкую расплывчатость, становились неопределенными формами; есть вызов в том, чтобы оценить скорость их приближения, расстояние и относительную величину. Для возчика это поистине драгоценное искусство, даже мудрость.
Увы, сейчас оно ему совсем не помогало.
Он мог слышать, как все вокруг вопят, и добавлял к их воплям свой. В уме мелькнула мысль, что Рекканто Илк вопит, не зная почему — просто потому, что вопят другие — но нависающая масса, изрытая стена утеса стала неоспоримым фактом и боги мои, как быстро она растет!
Лошади не могут не бежать вниз по кажущемуся склону, хотя на деле несчастные животные взбираются все выше вместе с волной — это всяческие иллювзорные обманы чувств, понимал Гланно, и тут не проспоришь.
Под каким бы там ни было углом, с какой-никакой
Выше и выше, обзор расширяется, широкая вершина, плоскость, шары мерцающего света, словно ложки с плавленым мутным воском. Нечто громоздящееся. Шпиль, башня, да, разбашенная башня, и окна подмигивают щелями выбитых зубов — почти напротив них, почти на уровне …
Что-то загремело в воздухе, отдаваясь в мозге костей, стуча по корням зубов, обнаженных в улыбке, натянутой или, сможет быть, втянутой — что-то, разорвавшее волну, поднявшее клубы пены — мир облекся в белое, окружил лошадей, карету и самого Гланно.
Рот внезапно наполнился морской водой. Глаза смотрели сквозь жгучую соль. В ушах булькало, словно он давил пальцами ягоды. Хлюп-хлюп. И ах, как больно!..
Вода пронеслась, промыв мир… что это тут — здания?
Лошади умны. Лошади не слепы. Они смогли найти какой-то путь, улицу — а почему бы нет. Умные лошадки.
— Нно! — Гланно дернул поводья.
Лошади заржали.
Колеса впервые за четыре дня наскочили на нечто твердое.
Их тут же заклинило, ибо последние остатки смазки успели испариться; резкое торможение, карета подскочила в воздух. Голову Гланно дернуло влево и вправо. Размытые от скорости диски передних колес пролетели мимо него.
«Ох».
Когда повозка вновь опустилась, приземление вышло совсем не гладким.
Все затрещало. Гланно вместе с сиденьем, к которому он привязался, потащило вслед за лошадьми. Он уже не мог видеть, что карету круто занесло влево, она перевернулась, ударившись о большую башню, и проехала вверх тормашками еще шагов шестьдесят, остановившись наконец у стены приземистого здания с остроконечной крышей. Вывеска у передней двери здания бешено крутилась.
Гланно мчался на сиденье, крутясь туда и сюда; поводья впились в пальцы и запястья. Лошади добежали до конца слишком короткой улочки и бесстрашно скакнули через низкую каменную стенку. Увы, Гланно не мог заставить сиденье сделать то же самое. Столкновение разрушило всё, и возчик обнаружил, что летит по воздуху, вытянув руки — лошади застучали копытами по мягкой земле, еще сильнее натягивая поводья — его с размаху ударило о камни, когда упряжка повернула влево, не желая перескакивать следующую стенку. Да и зачем бы? Они оказались в стойле.
Гланно приземлился в глубокую грязь, состоящую преимущественно из конской мочи и навоза; это, вероятно, сберегло ему обе уже сломанные ноги, которые иначе оторвало бы полностью. Лил дождь, всё было объято сумраком. Лошади встали, чуть облегчив ему боль в вывернутых плечах, и Гланно смог перевернуться на спину. Он лежал неподвижно, ливень хлестал по лицу, по закрытым глазам. Из ушей сочилась кровь. Перепуганные завсегдатаи выбежали из таверны на какофонию звуков с улицы и теперь мокли под краем крыши, молча созерцая задние колеса повозки; находившиеся на верху экипажа люди буквально падали наземь, перерезав ремни, и медленно вставали — тусклые глаза находили дверь таверны, и незваные гости, шатаясь, один за другим заходили внутрь. Через мгновение раскрылась дверь кареты, исторгнув поток пенистой воды, и наружу вышли ее обитатели, начиная с гигантского татуированного огра. Да, ни один из завсегдатаев не нашел что сказать.