Дар памяти
Шрифт:
Неожиданно он поднял голову от сумки и спросил, не собирается ли она варить бальзам от паралича. Эухения Виктория была удивлена, ей казалось, что она ни слова не сказала вслух. Однако на всякий случай она ответила, что уже умеет варить другие лекарства.
В таком случае, маленькая мисс, почему бы вам не продавать те лекарства, которые вы варите? – спросил человек, закрыл сумку, развернулся и, больше не говоря ни слова, ушел.
Одна эта фраза перевернула всю ее жизнь. Вильярдо никогда не занимались коммерцией, но Эухения Виктория тем же вечером устроила дедушке (первый и последний) грандиозный
Неожиданно стекло треснуло, рассыпалось грудой осколков, и Эухения Виктория ясно увидела каждую мелкую деталь. Кроме одной – лицо волшебника в черном никак не хотело вспоминаться. Она видела его то склоненным над сумкой, то стремительно выходящим из аптеки. Почему-то, несмотря на то, что она больше не варила и не продавала зелья, и не хотела заниматься ими вообще никогда, ей показалось мучительно важным вспомнить его лицо, но она не могла…
Он был легиллиментом, - прошептала она. – И это все, что я о нем знаю.
Что? – удивился Макс.
Так, ничего особенного, не хочется сейчас говорить.
А-а. Ну ладно. Кстати, не мог Пабло Эстефано уйти к магглам потому, что потерял магические способности?
Стал сквибом?
Да. Если он сам, конечно, ушел, а его не выгнали.
Что?! – Эухения Виктория в шоке посмотрела на брата.
Ну, никто об этом не говорит, но ведь все знают, что дедушкину сестру Элену Лауренсию когда-то выгнали из семьи, потому что она потеряла магические способности. Бабушка Мира говорит, что ей вообще пришлось бежать в Европу, потому что она боялась, что ее убьют.
Эухения вздрогнула:
– Бабушка мне этого не рассказывала.
Ну, тебя не интересует политика, и вы с ней не очень много общаетесь. Так вот, она говорила, что дед Хуана Антонио, дедушкин кузен Антонио Микеле дель Раванилья и его отец и дед уже тогда были помешаны на чистоте крови. И тогда подозревали, что они убивали всех слабых волшебников среди дель Раванилья и заодно среди Вильярдо де Толедо тоже. И еще – что Антонио Микеле, - Макс понизил голос так, что он стал совсем еле слышен, - был не просто последователем Гриндевальда, но и его любовником.
О! – прошептала Эухения Виктория, растерянно глядя на брата.
Она сказала, что дедушка, ну в смысле Алехандро Теодор, застал их, - Макс вздохнул, - Мадонна, Хен, он застал их трахающимися на кухонном столе!
Эухения Виктория покраснела.
Э-э-э. Ну, как я должен тебе объяснять это? Все люди, в конце концов, трахаются. Ты же не думала, что Эрнесто с Фелиппе просто спят в обнимку, и…
Макс, - не обращая никакого внимания на поток его красноречия, сказала Эухения Виктория, - заткнись! Это какой-то бред. Как Алехандро Теодор мог застать их, если Вильярдо и Толедо не разговаривали с дель Раванилья, и помирились только за пару лет перед свадьбой нашей тетки Лусии Инессы и отца Хуана Антонио?
Макс задумался:
Хуан Антонио
Эухения уставилась на него с открытым ртом.
Но ведь в 1930-м году Гриндевальд уже запугивал Европу?
Макс кивнул:
– Более того, Микеле Антонио уже был на тот момент его последователем.
И Алехандро Теодор, который потом участвовал в магическом сопротивлении, как и все Вильярдо и Толедо, был не только знаком с ними обоими, - многозначительно добавила она, - но и еще настолько близко, чтобы застать их трахающимися на кухонном столе.
Сдается мне, мы очень многого не знаем о собственной семье, Хен, - задумчиво сказал Максима.
Сдается мне, - в тон ему ответила сестра, и они с интересом посмотрели друг на друга, - что нам это надо узнать.
========== Глава 54 Союзники ==========
В понедельник в окрестностях Милана я оказываюсь задолго до завтрака.
Ты спал? – бормочет Фелиппе, когда я, закончив смущающие его умывально-туалетные процедуры, заворачиваю его в простыню и левитирую в жарко натопленную гостиную.
Спал, - усмехаюсь я, укладывая его на диван.
О том, что пяти часов сна для того, чтобы обойтись без зелий, мне явно не хватит, я предпочитаю умолчать. Собственно, сам виноват: в неприятные ситуации я умею вляпываться не хуже Поттера. Вот только разница между нами в том, что я их не ищу.
Стараясь не думать о том, что Фелиппе на диване похож не только на мумию, но и на самого себя два дня назад, я оглядываю пол, стены и потолок. Отовсюду на меня смотрят бурые пятна: вчера, перед уходом я смешал его и мою кровь в голубой ритуальной чаше с арабскими письменами по краю и обрызгал весь периметр верхних комнат. Это, конечно, не слишком эстетично, и, прямо скажем, даже мерзко, зато теперь сюда вообще никто не сможет проникнуть, кроме нас самих. По крайней мере, до тех пор, пока Фелиппе не восстановится настолько, чтобы поменять чары.
Нам надо поговорить, - бросаю я после того, как он принимает в себя последнюю каплю укрепляющего бальзама.
Утомленно прикрывая веки, Фелиппе ждет. Я снимаю мантию и кидаю ее на стул. Как хорошо, что больше не надо то и дело набрасывать отталкивающие чары! «Мы в безопасности», - мелькает в моей голове. Безопасность – как давно я не чувствовал этого. Я знаю, что это всего лишь иллюзия, и что сейчас, да вот прямо через минуту, она опять рухнет. Но пару мгновений можно еще понаслаждаться. Отхожу к окну и отодвигаю рваную светло-зеленую занавеску.
Я слушаю тебя.
Вырванные тобой страницы. Они нужны мне, - отвечаю я, не оборачиваясь.
Их невозможно восстановить, - говорит он.
Нет, невозможно, - соглашаюсь я. – Но ведь ты их читал.
Читал, но ты сам знаешь, что ни одно заклинание памяти не поможет мне это вспомнить в нужных тебе подробностях.
Есть два пути, - на мгновение я застываю, пытаясь что-то разглядеть в темноте за грязным стеклом. Ему не понравится то, что я выдам. Ни первое, ни второе.