Дар памяти
Шрифт:
Помешивая кровеостанавливающее, я бросаю взгляд на часы на каминной полке: половина десятого. Сегодня мое дежурство, и я чувствую себя усталым, но зато сегодня уже можно принять зелье сна-без-снов. Я это делаю редко, во избежание привыкания. Так… три раза по часовой, три раза против, еще раз и еще раз. Насыщенный цвет напоминает какао, а пахнет, как тогда в Большом зале, хвоей.
Я тихонько смеюсь, вспоминая, как Альбус развернул меня к себе и поцеловал в губы, когда мы кончили, а я прошептал ему в бороду: «Если бы Помона знала!» В ответ на что получил совершенно неприличное хихиканье, которое то и дело слышалось потом, пока мы гоняли
Северус! – он почти застает меня врасплох. Ложка вздрагивает, и я непонятно каким чудом удерживаю ее в пальцах.
Альбус! Тролль тебя дери!
– Большого вреда от лишнего движения зелью не нанесено, но все же оно будет менее эффективным. – Что тебе понадобилось в такое время? – да, я зол и не считаю нужным скрывать свою злость.
Не кажется ли тебе, что ты мог бы быть более вежливым? – его тон немногим менее, чем угрожающий, о, я его, такой, хорошо знаю.
Мог бы. Но я вам не комнатная собачка, и я вас к себе не приглашал. А теперь, будьте добры, выйдите и подождите меня в гостиной, потому что мне надо доварить зелье, а это требует полной тишины и концентрации.
И… сколько мне тебя ждать?
Пять минут.
Напряжение такое, что на секунду у меня мелькает мысль, что он вот-вот впечатает меня в стену. Но Альбус только коротко бросает: «Мстишь?», разворачивается и уходит. Я слышу, как скрипит кресло в гостиной, дверь в лабораторию захлопывается. Значит, ему что-то от меня нужно. Что ж. Пусть ждет. Мог бы и Патронуса с сообщением прислать.
Дыхательная гимнастика помогает прийти в норму. Нет, я не мщу за то, что днем, когда я пришел к нему по его заданию, он меня не принял. Я просто не хочу его видеть – не сейчас. Я должен понять его игру, максимально приблизиться к разгадке, чтобы составить хоть какую-то конкуренцию на поле. Иначе… Нет, никакого «иначе» нет, Северус Снейп, и ты это знаешь. Никогда не думал, что придется играть против Альбуса, но в 17 лет не думал и что придется играть против Темного Лорда. А ведь как-то смог и переиграл же. Пусть не насовсем, а на время, пусть с помощью того же Альбуса. Значит, вопрос в том, чтобы найти союзника. Размышляя, я довожу зелье до готовности, накрываю его, разливаю остывшее контрацептивное по колбам и решительно открываю дверь. Альбус сидит, чуть наклонившись к огню, и его ощутимо бьет дрожь.
Мерлин, кажется, он весь горит. Когда он поворачивается мне навстречу, я невольно дотрагиваюсь ладонью до его лба. Так и есть. Глаза у него больные, тусклые, и я невербально призываю перечное.
Альбус берет его и держит в руках на коленях. Во всей его фигуре такая обреченность, покорность, что мое сердце начинает стучать, как бешеный мячик.
Альбус, ради Мерлина, что?
Он качает головой:
– Уже ничего не изменить.
И это, конечно, не о простуде. Но… мог ли он прочитать мои мысли? Через стены? Не глядя в глаза? Вряд ли. Альбус, конечно, многое может, но не все. Значит, случилось что-то еще, о чем мне знать не положено. Связано ли это с Поттером? С Блэком? Мысли мечутся лихорадочно от предчувствия, от бессилия. Я не могу, я просто не могу его видеть таким. Мерлин, я когда-нибудь с ним развяжусь?
Ты… ничего… не сможешь… сделать, - выдавливает он из себя, и в его глазах – слезы. Он не скрывает их. Мать твою! Мне хочется заорать.
И я, кажется, действительно ору, повторяя свой
Что?!! Альбус, ради Мерлина, что случилось?!
Все… слишком… давно… - шепчет он, не глядя на меня. И вдруг опоминается. Как будто и не меня он здесь ждал: - Прекрати!
Тон его злой, и жесткий, слез моментом нет. И температуры как будто тоже. И губы сжимаются и разжимаются так, как будто меньшее, что он хочет сделать – избить меня.
Мне надоели твои истерики, Северус! У тебя есть обязанности, и я требую, требую, чтобы в разговоре со мной ты не выходил за их рамки! И пока ты подчиняешься мне, как директору этой школы, будь добр выполнять свои задания.
Я смотрю на него, опешив. Это что, новый вид эмоциональной раскачки? Что ж такое-то? Когда бьют и ласкают, а потом снова бьют, я еще могу понять, а когда то притворяются беспомощным, то через пару минут становятся мелкопоместным тираном, это уже из ряда вон… Как будто в нем одном два разных человека!
Я жду ответа, - напоминает он мне, не вполне понимающему, какой ответ требуется. И сверлит, сверлит темными от гнева глазами.
Я не буду выходить за рамки и буду выполнять задания, директор, - на всякий случай покорно говорю я, изображая тупого первоклашку.
С минуту он давит гнев. Грудь его вздымается. Я прошу прощения, иду в кухонный закуток и призываю чайник. Альбус терпеливо ждет, пока я заклинаниями кипячу воду, завариваю чай и разливаю его по чашкам. Его лицо вновь кажется расслабленным.
Что за приступы он переживает, хотел бы я знать?
Альбус берет чашку, которую я посылаю к нему с помощью беспалочковой магии, смешно прихлебывает и закрывает глаза. Сейчас он снова похож на себя прежнего, чудаковатого пожилого волшебника.
Я не смог принять тебя сегодня, - говорит он тихо.
Я понял, - усмехаюсь я.
Когда ты идешь на встречу?
Я не хочу на нее идти.
Но выбора нет, не так ли?
Это вы меня ставите в позицию без выбора. Пусть Кавендиш не стал вас слушать. Но вы – глава Уизенгамота, вы могли бы поговорить с кем-то еще, кроме Кавендиша. С его начальством, например. А ваш друг Грюм?
Грюм сейчас далеко отсюда. Это дело чести. Она была дочерью члена ордена.
Ордена давно нет, Альбус. И я не вижу, чтобы кому-то, кроме вас, было до нее дело.
Орден будет возрожден, и ты знаешь об этом. Кроме того, ты сам предполагал, что ее убили.
Если бы я знал, что из этого получится, я бы держал свои соображения при себе, - хмыкаю я, но Дамблдор не обращает на меня внимания.
А теперь тебе предлагают заниматься тем, чем, судя по всему, занималась эта бедная девушка, - добреньким тоном продолжает он.
Если она этим занималась, Альбус, то она была вовсе не бедная. Кроме того, она сама выбрала свою судьбу.
Ты когда-то тоже выбрал не ту сторону, - «мягко» напоминает Дамблдор.
Но я ее сменил, - холодно говорю я. – А вот то, чем вы предлагаете мне заниматься… Если об этой встрече узнают в аврорате, они меня в порошок сотрут. С моей репутацией это может означать только Азкабан.
Ни то, ни другое, Северус. Я позабочусь о тебе, - уверенно отвечает он.
Мне бы эту уверенность, думаю я, назавтра идя к дому того, кто носит псевдоним «мистер Виллен». И чья это уверенность: того Дамблдора, которого я знал, или того, которого я бы предпочел не знать никогда?