Дары инопланетных Богов

Кольцова Лариса

— Сними, — потребовала она, отдавшись на волю невидимых рук, — они противно грязные.

И руки подчинились, столь же бережно стащив тончайшие шелковистые плетения с её ног. Стало совсем легко. Невидимка поочередно поцеловал её пальцы на обнажённых ногах, щекотно, и она засмеялась.

— Не бойся, — сказал свистящим шёпотом тот, кто сидел рядом, — я тебя не трону. Я только поглажу тебя, ни в чём другом у меня уже нет нужды. Я так одинок, так страшно и заслуженно одинок.

Нэя потрогала его голову, нащупала костяной выступ под причёской, удивляясь отсутствию страха и не имея ни малейшей памяти о том, как он сюда вошёл. Он поймал её руку, прижав к мягким губам. Они вовсе не были жёсткими, как в недавнем бреду.

«Хорошо, что я не вижу его лица», — подумала Нэя спокойно, заворожённая запредельным сиянием Корби-Эл. Мужчина сидел, обернувшись к ней, и спутник освещал его со стороны затылка.

— Чапос? Я тебя уже не боюсь…

— Если бы я захотел, я забрал бы тебя. Я знаю все

тайные выходы отсюда. И твой Рудольф никогда не нашёл бы тебя. Но я не хочу. — Он сжимал её ногу выше колена, — Ты упругая, прекрасная, как будто время создано не для тебя, или вернее ты создана не для этого мира. Но я ещё дождусь своего часа. Когда тебе некуда будет деваться от одиночества, как и мне. Никогда настолько близко и отчётливо я не видел твоей сокровенной красоты. А ты, оказывается, не носишь нижнего белья, моя порочная скромница? Насколько же совершенно и тайное твоё сокровище, приглядно и притягательно, как и всё прочее, и я в своё время вкушу тебя. Надеешься, что тебя скрывает темнота? Но я обладаю способностью превосходно видеть и в более сгущённом мраке. Наследственность такая мне досталась от практически вымершей расы. Вернее будет, что они запустили процесс самоликвидации по собственному недомыслию, или же это было коллективное помутнение ума? При условии, что умом они обладали. Судя по охвостью нашей цивилизации, чем и является Паралея, разумники те ещё были… Жители же Паралеи остались как их имитаторы, в своё время перемудрившие своих захватчиков, притворились кроткими и смиренными, заползли в сердца и постели властных похотливцев, имея внешнюю красоту облика, усыпили бдительность наигранным тупоумием, а затем… А затем и сами деградировали, испив той же отравы из наследия древней и порочной цивилизации. Захват не привёл ко благу.

— Не стану я твоей никогда, и не дождёшься ты своего часа! — перебила его Нэя, не желая слушать его историческую быль — небыль. — Ал-Физ больше не сможет покровительствовать тебе. Он умер. — Нэя озвучила сведения, открытые Ифисой. Продолжая неконтролируемо смеяться, она ткнула ступнёй ему в лицо, и он, как любящая собака, лизнул её пятку, ловко захватив ногу рукой, — Я всегда и для всякой был господином, но я твой раб…

— Ты не нужен мне даже как раб, — сказала она ему. — И я почему-то точно знаю, что ты не посмеешь прикоснуться ко мне без моего позволения.

Длинный монолог из уст наваждения

— Кто сказал тебе о смерти Ал-Физа? — спросил он.

— Какая в том и тайна? В столице все о том знают. А что ты будешь делать теперь? И почему он тебе покровительствовал? Ты был его секретным агентом? Наймитом-ликвидатором его врагов?

— Стал таковым не по склонности ума и души, а потому, что этот властный негодяй поспособствовал тому… Он был моим отцом. Я задал ему вопрос, понимая его нелепость, но так произошло от вдруг возникшей, резанувшей до костей муки, когда я стоял лицом к лицу с ним. В далёкой юности я задавал такой же вопрос Надмирному Отцу, в которого верил, но никогда не получал ответа.

«Почему ты породил меня таким уродом»? — спросил я у биологического своего конструктора, которого случайно назвал тут отцом, ибо он им никогда не являлся. Отец — это понятие скорее духовное, ментальное, чем физиологическое. Какой отец есть у червя или у рыбы? Даже птицы, выкармливающие своих чад, лучше иных людей. Отец это тот, кто не только защищает и кормит, или учит повадкам выживания, а кто начертал иероглиф смысла, знак духа в уме ребёнка. «Ведь ты сам», — продолжал я, — «даже в зрелых годах вполне себе хорош. А моя мать, как говорил мне приёмный родитель, была тоже хороша, хотя и принадлежала к красноволосой расе. Их женщины необычны, да, но влекут ярко выраженной женственностью и магией своих глубоких глаз. Я и сам имел связь с такой девушкой. Она любила меня, да я, тупой болотный ящер, не ценил ничего. Да и как ценить, когда привыкаешь жить в среде, где отсутствует эта самая ценностная шкала. Ребёнка её отверг, как и ты меня». А он, Ал-Физ, что мне ответил?

«Ты обязан был своей жизнью отрабатывать мои ошибки, а не искать себе счастья. Счастье не для случайных выродков, каков ты и есть. Отцы грешат, дети расплачиваются. Это не я придумал. Я и так к тебе снисходил достаточно. Твоя мать родилась в пустынях, а там до сих пор живут одичавшие красноволосые и гребнистые люди. Они и передали твоей матери свою кровь, она родилась полукровкой, а ты вышел вылитый пустынный обитатель. Она, чудесная и притягательная в своей юности, работала в садах моего отца. От неё пахло цветами и ночным колдовством. Она не противилась, когда я задрал её подол, и мы утонули в сочных травах. Она сама пришла в ночную рощу, когда взошли спутники, едва я намекнул, что люблю гулять в одиночестве под сиянием далёких алтарей Надмирного Отца. И приходила всегда, когда я этого хотел. Я был слишком молод, совсем подросток, и мой отец выследил нас и сдал её в Департамент нравственности. Что я мог против него»?

Тут я сказал Ал-Физу: «Ты не считал меня сыном, поэтому и я могу не считать тебя отцом. Ты подверг лютому избиению человека, вырастившего меня, которого я считал родным».

«Это давняя история», —

ответил он, — «я потому и сохранил ему жизнь, что узнал о тебе. А так, тебя выбросили бы в расщелину-пропасть в подземной тюрьме, как очень опасного свидетеля, поскольку я и сам состоял в заговоре и являлся по закону государственным преступником. Виснэй Роэл не являлся моим другом, поскольку был старше и считал, что я мало подхожу по своему уровню развития для дружбы с ним. Он мог быть или другом или воспитателем, каким стал для тебя, мальчишки — лесника и чернорабочего в его усадьбе. А я в воспитателях не нуждался никогда. Хотя я очень уважал его. Талантливый, хотя и гордец неимоверный. Но ведь выдали его, а не меня. Кто? Да мало ли бывает вокруг предателей, маскирующихся под друзей. Мой тесть защищал себя, свой род от мести людей из Коллегии управителей. А в отношении твоего отца-кормильца вёлся обычный допрос. Я выяснял, что он знал, а что не знал. Простонародье далеко не так глупо, как думают иные аристократы. Уж мне ли не знать, если у меня целая толпа детей от простолюдинок. Что же, они все тупые животные? Нет, конечно. Одному тебе не повезло. Ты родился слишком рано, я и сам ничего не соображал тогда, не вызрела во мне ещё мужская ответственность за потомство. Так что твой приёмный родитель не мог быть на меня в обиде, поскольку я всего лишь выполнял свои обязанности, допрашивая его, как и прочих. Я выполнял приказ. Только и всего».

«Я тоже пришёл всего лишь выполнить свою работу. У меня тоже приказ. Ты всю жизнь с ненавистью дышал в спину того, кто стоял впереди тебя. И вот ты добился того, что перед тобой никого нет. Ты вошёл в Коллегию Управителей. А кто сзади тебя? Там точно такой же, как ты когда-то, сопит в твою спину и ненавидит тебя за то, что ему приходится дышать не вольной грудью, что ты запираешь ему дыхание, да и сам неограниченный простор. Он ждал слишком долго, и вот твой час наступил. Не я, так пришёл бы другой, а уж он не был бы озабочен тем, чтобы тебе умереть без муки. Ты как отец дал мне, объективно прекрасную, но лично для меня мучительную жизнь, я же как сын, пусть и отвергнутый, дам тебе лёгкую смерть. Надеюсь, я отработал твои грехи, а уж ты замолви за меня словечко перед лицом Надмирного Отца, если Он захочет общаться с тобой в своей Надмирной Пустоте», — так я ему ответил. И какое совпадение, что через короткий промежуток времени он перестал дышать. Он повалился в ту самую сочную траву в личной роще, где когда-то позволял себе совать свой твёрдый и отвязанный от всякого порядочного человеческого чувства наконечник в подростка — сироту, мою будущую мать. Да и мало ли в кого ещё. За всю мою жизнь единственный человек, кого я искренне любил, кто видел во мне эту возможность — стать мне человеком, кто беседовал со мной и пытался развить мой тёмный ум, был Виснэй Роэл — твой отец. Теперь ты знаешь, что Ал-Физ его не убивал, как думала твоя мать.

— А кто?

— Какая теперь разница. Поэтому я и полюбил тебя, что вначале пожалел, а потом привык за тобой следить, оберегать и уж после… Да что теперь, когда в наше небо вторглись чужаки, и один из них забрал себе то, что не ему предназначено.

— Думаешь, что тебе я и предназначена? Неужели ты думаешь, что я смогла бы…

— Смогла бы, — он встал, закрыв собою узкую нишу окна. Освещённый сзади сиянием спутника, очерченный синим мерцающим контуром, он казался зловещим призраком, а может, и был им. — Ради тебя я смог бы стать другим человеком. Я отдаю себе в этом отчёт. Но теперь-то, конечно, уже нет. Не хотел я тебе говорить, не в моих это интересах, но скажу только ради того, чтобы устранить из тебя горький привкус, присутствующий всегда на дне твоей любви к другому. Не ради него! Ради тебя, чтобы душа твоя не пропиталась этой горечью уже непоправимо, и не помутнел бы никогда прозрачный дом твоей души. Чтобы ты не теряла самоуважения к себе. А душа она всегда глубже нашего дневного ума. И моё невыгодное для меня благородство — доказательство моей бескорыстной любви к тебе. Я хочу обладать женщиной сладкой и чистой от примесей горечи, чему и способствуют горькие мысли. Ты нужна мне светлой, какой была в то утро… Помнишь? Когда я вернул тебе утерянный браслет… — и он ловко и незаметно снял с запястья Нэи подарок Рудольфа, молниеносно спрятав его в карман штанов. Не из-за жадности, а как знак того, что рано или поздно она окажется в его власти.

Нэю тянуло в сон, его монотонная и слишком затянувшаяся речь убаюкивала.

— Подземный оборотень не убивал твоего брата. Если бы такое случилось, ты бы никогда не смогла его любить. А ты любишь, потому что душа глубже дневного ума, как я и говорил тебе. В ту ночь, уже под утро, я получил его экстренный вызов к месту у того самого дома, где ты и жила в те прежние времена. У меня была и есть тайная связь с ним. Я прибыл туда, но его не было нигде. Я вошёл внутрь двора, где был ваш забавный бассейн с источником питьевой воды. И там я увидел, как твой брат пил воду, ловя губами холодную струю. Он тоже увидел меня, а смотрел так, как будто не видел. Он сильно был взволнован. Вокруг него валялись какие-то свертки, бутыли и фрукты — всё вперемежку. В отдалении я увидел оружие. Он испуганно схватил его и стал пихать в место, где обычно на поясе крепится кобура для оружия, но там ничего не оказалось. Кобура валялась чуть в стороне с оборванным креплением.