Дары инопланетных Богов
Шрифт:
«Ты чего тут»? — спросил он, узнав меня, а он знал меня давно, как и тот красавчик — его дружок Реги-Мон. Я не знал, что ответить. Но в тот миг опять завибрировала связь на моём запястье — срочный сигнал от Рудольфа. Я активировал наушник, а он невнятным заторможенным голосом сказал, что не понимает куда заехал, после чего связь прервалась. Я оставил твоего брата, поскольку был он цел и невредим по виду, а тогда я и понятия не имел, что произошло совсем недавно между ними, и ринулся искать Рудольфа, поняв, что это с ним случилось что-то плохое. Я нашёл его спустя немалое время возле того самого парка, ты знаешь где, когда он, придя в себя сообщил мне, где находится. Как он смог туда доехать, я не знаю. А потом уж узнал, что твой брат убит. Но я-то видел его живым уже после ранения Рудольфа и после того, как он в горячке уехал прочь и далеко от вашей улицы, а уж потом потерял сознание. Понимаешь? Гораздо позже мать моей бывшей жены Эли рассказала мне, что видела из своего окна, как на лужайке под деревьями, куда и выходит окно её спальни, навзрыд плакал
«Ещё одно наваждение, насланное Матерью Водой», — Нэя верила тому, что услышала от Чапоса. В глубине души всегда знала об этом.
— Тот старик, как и твой первый старый ложный муж, вышли из небесного каменного яйца, однажды свалившегося на нашу планету из бездонных глубин небесного колодца. Я встречал людей, которые видели их молодыми и блистающими нездешней красотой. Но это было так давно, что тут на низшей нашей тверди они утратили свой прекрасный облик, став кем-то вроде вечных старцев. Я видел однажды, как твой отчим убил одного преступника, всего лишь прикоснувшись к его горлу маленьким блестящим камушком. Этого оказалось достаточно, и тот упал с перепиленным надвое шейным позвонком, чтобы не встать уже никогда. Причём воздействие было не столько внешним, сколько глубинно-внутренним. Разве не такую смертельную травма обнаружили у твоего брата? И не смог бы он после настолько страшного урона, а вернее, после мгновенной смерти встать и тем более пить воду и разговаривать. А он пил, дышал, живёхонький и вполне себе бодрый. Даже кульки свои принялся собирать… я видел. Спросишь, зачем Хагор так поступил? Лютая ревность, равная по силе его глубочайшей любви. Рудольф уже не был его соперником, а твой брат занял его место. И месть получилась двойной, он убил реального соперника и подставил того, кто вызывал его ревность прежде. Я мог бы снять грех с души Рудольфа, но никогда не сделаю этого. Зачем мне? Пусть страдает. А он страдает, я знаю. Должен же и он страдать не за то, так за другое. И так ему слишком много дано могущества и любви. Страдание же уравнивает всех. А твой первый муж-старец всегда знал, чьих рук было преступление. Тон-Ат сразу догадался, как только ознакомился с результатами следствия по изучению причины смерти военного из правительственной охраны, да к тому же бывшего аристократа, но для них бывших не бывает, поэтому расследование провели тщательно. Он-то понял, какое оружие убило твоего брата, ему объяснения не требовались. Достаточно ему было увидеть саму травму в процессе вскрытия трупа, а он там присутствовал как врач и близкий родственник. У Нэиля оказалось сломано ребро, вот это действительно произошло от удара Рудольфа, но от такой причины не умирает никто. Нэиль быстро пришёл в себя после стычки и встал, вот тогда-то и появился Хагор — безумный ревнивец. Видишь, а твой воспитатель и муж по совместительству ничего тебе не сказал. Не хотел. Он лжец, как и Хагор. Он обманул меня, когда обещал тебя отдать мне для ритуала в Храме Надмирного Света, он просто использовал меня в своих сомнительных делишках, когда ему и требовалось. Они, те пришельцы из верхней бездны, слишком презирают нас, чтобы говорить правду.
За дверью послышались голоса и топот ног встревоженной прислуги заведения.
— Господин, — в дверь всунулся плохо различимый парень, — госпожу ищут. Вам бы уйти. Скандал может выйти. Если уж вы не ушли с нею сразу…
Чапос подошёл к нему лёгкой и бесшумной походкой, несмотря на свои габариты.
— Скажешь, что ей стало нехорошо, и ты привёл её сюда отдышаться. — Он вернулся к Нэе, нагнулся, взял её сброшенные туфельки и быстро вышел с ними из комнаты. Дверь закрылась.
Нэя растянулась на ложе, было мягко и уже привычно, не то, что поначалу. К запахам она уже не была чувствительна, надышавшись ими под завязку. За перегородкой, сплетённой из гибких тонких стволов лиан, в соседнем помещении слышались возня и бормотания. Периодические удары, всё убыстряющиеся, приводили в колебание шаткость этой условной стены. Что за неудержимые страсти, а главное кого, там бушевали?
Пока она беседовала с призраком или подлинным Чапосом, вернее, беседовал он с нею, за стеной с шумом вскипали краткосрочные бурные контакты похотливых насекомых с интервалом затишья в несколько коротких периодов времени. Отстранённо, только с лёгким оттенком отвращения к происходящему, он размышлял вслух по поводу того, насколько перенасыщена атмосфера Паралеи сексуальными выбросами, да всё вхолостую. Страна год от года становилась всё безлюднее, пустели целые районы отдалённых провинций. Как будто сама Мать Вода не хотела больше
Нэю поражали его отточенные речи, будто он читал вслух философские тексты. Но он не получил хорошего образования, так она думала. Отличная дикция и приятный тембр голоса наводили на мысль, что в нём пропал незаурядный оратор. Неужели, думала она, он выдаёт подобные гневные обличения тем, кто покупает у него женщин, в качестве рекламного буклета-приложения? Но Нэе не было смешно. Несоответствие, несуразность были заложены не только в видимых пропорциях этого человека, но наполняли его изнутри тоже. Кружась мыслями вокруг Чапоса, Нэя хотела спать. Возобновившееся, но уже приятное головокружение тянуло куда-то, где оказалось ещё чернее, чем вокруг. Сквозь полусон, а просыпаться ей не хотелось, она ощутила себя поднятой и узнала руки Рудольфа. — Ты с ума сошла? Как ты и додумалась сюда залезть? Я как безумный носился вокруг всей «Лианы», думая, что ты ушла в другую сторону от моей машины… Ифиса же сказала, что ты шла за нею следом….
— Где Ифиса? — спросила она.
— Выползла с каким-то мешком, заставила меня загрузить его в свою машинку. Я у неё спросил, ты бутыли что ли пустые туда сложила? Все собрала? Где Нэя»? Она мне: «Сейчас выйдет. За мной шла. Присела отдохнуть у выхода, её ноги не держат. Иди скорей»! Я туда, а тебя нигде нет. Решил, что ты уже успела выйти, но направилась в противоположную сторону. Вот же шкура эта Ифиса! Нажралась за чужой счёт и даже не проводила тебя до выхода. Ты реально сомлела или решила поиграть со мною в прятки? — он злился и не понимал, что она хлебнула слишком опасную дозу заколдованного неизвестным создателем напитка.
— Голова кружится, — ответила Нэя, и он сразу ей поверил.
— Потому что ты голодная. Так и не прикоснулась к еде!
Разгневанная Мать Вода, та самая из проповеди Чапоса, грозила ей синей ручонкой, укоризненно покачивала стеклянной головой, увенчанной высокой причёской-пробкой. Прозрачное лицо наполнялось дыханием и реальной плотью, становилось матовым и узнаваемым. Мать Вода сбросила свои тяжёлые мерцающие заколки и встряхнула каскадом тёмно-синих волос, подобно воде они пролились в чёрную грязь, и сосуд стал стеклянно лысым. В издевательской позе был намёк на определенные отношения, к которым она призывала прямо здесь и сейчас. Нэя сделала усилие отпихнуть её, но руки, пихающие пустоту, пугали Рудольфа.
— Тебе не кажется, что она похожа на Гелию? — спросила Нэя, — она всех опьяняет собою, но всех при этом презирает, холодная и чистая сама. Я не видела, но слышала, что Гелия обладала уникальным бесстыдством, сохраняя при этом своё лицо святым. Мой бедный Нэиль — он попал в капкан, он думал очеловечить её своим жаром, выплавить из ледяной заготовки живые пропорции. Ведь она похожа?
— Кто?
— Мать Вода. Чапос сказал, что она мстит людям за своё осквернение.
— Чапос? Когда и что он тебе сказал? У него рот был набит твоим десертом.
— Он говорил в той каморке, где мы попробовали с тобою уединиться. Но уже потом, когда я сидела там без тебя. Он сказал, что ты не убивал Нэиля. Я знала всегда… Рудольф, я знала, что ты не смог бы, поэтому я и не разлюбила тебя… Ты мой муж, единственный, я всегда знала… Не страдай, милый, мне не за что прощать тебя! А тот чёрный крылан из скал как же ужасен! Он всегда мог убить тебя, о чём ты и не подозревал, но не смел, поскольку Икринка твоя дочь, а проливать родную кровь запрещает закон их Райского Созвездия. Ты же через Гелию и вашу совместную дочь стал их соплеменником, поэтому он не мог… Милый, как хороши были твои волосы, светлые, как у диковинного мутанта, и какой белой была твоя кожа, с каким тонким румянцем. Я хочу потрогать тебя на ощупь, хочу такого, каким ты был на Земле. Отрасти волосы на голове ради меня. Не лишай меня счастья обладать тобою в твоём прежнем земном облике. Отчего это в Паралее все темнеют? Я тоже потемнею и ссохнусь очень быстро под жёсткими лучами Ихэ-Олы. Я стану серой как пепел, стылой и едкой, и ветер будущих пространств навсегда сотрёт мои следы… Забери меня отсюда! Насовсем…
Рудольф разрывался между стремлением отвезти её к доктору Франку для очищения крови и между невозможностью так поступить, представляя с какими глазами его встретит доктор, даже если промолчит и ничего не скажет.
Как ни старалась Нэя, она не могла увидеть лица Рудольфа, хотя слышала его дыхание и ощущала себя в его руках. Он не мог стащить с неё узкий лоскут, оказавшийся на ней опять вместо её собственной одежды, так она себя одновременно и ощущала, и видела со стороны. Они находились уже в его мансарде в ЦЭССЭИ. Непонятное это платье отливало то белым, то жёлтым, то сиреневым цветом, поражая и пугая её нездешней голографической красотой. Дорога домой выключилась из её памяти, или она спала всё то время, пока они ехали через столицу, через леса и через город Центра по Главному шоссе. Сквозь конус пирамиды струились внутрь замкнутого пространства, не имеющие границ звёздные миражи, бывшие где-то в своей запредельности реальными объектами, гроздьями созвездий в новорожденных и умирающих уже Галактиках, представить которые не мог никто из живущих на Паралее.