Давай сыграем… в любовь…
Шрифт:
— И что потом? — сестра вскинула голову, не желая признавать свое поражение.
— Завтра ты вернешься в Норрик, где выйдешь замуж за Клауса, — Амалия сама поразилась своему спокойствию.
— Думаешь, Клаус на мне жениться?
— Думаю, приданое императорской фрейлины утешит его самолюбие. Я поговорю с Его Величеством. А теперь, Лиззи, уходи, пока я не наговорила тебе гадостей!
Сестра кинула оценивающий взгляд на Амалию, поняла, что та не шутит, и поспешила выйти.
Плотно закрыв дверь спальни, девушка выдохнула. Голос Элизабет все еще раздавался в ушах.
А ведь, действительно, они с Рудольфом никогда не обсуждали эту столь деликатную тему. Повинуясь порыву, Амалия написала было императору записку, но, поразмыслив, порвала её. Её жениху и так приходилось несладко, и разговор имело смысл отложить, тем более что он все равно бы ничего не изменил, лишь привел бы к очередной ссоре.
К вечеру Амалия чувствовала себя полностью разбитой. Она не знала, что ей делать. Положение, в которое Лиззи поставила их всех, казалось чудовищным. Своим легкомысленным поведением младшая сестра опозорила их всех, и даже спешная свадьба не смогла бы до конца удержать сплетни, которые, Амалия в этом не сомневалась, моментально достигнут императорского двора. Графиня Ольшанска наверняка не упустит этот случай. А ведь есть еще и другие. Те, кто пока не высказал открытую враждебность, но с радостью воспользуются этой историей, чтобы попытаться очернить саму Амалию. Вполне вероятно, парламент, подстрекаемый теми, кто не желает этой свадьбы, окажет давление на императора и потребует разрыва помолвки. Тот не сможет противостоять им, опасаясь волнений, и тогда…
При одной мысли о том, что Рудольф будет вынужден оставить её и жениться на другой, хотелось плакать. Сдерживая то и дело подступавшие рыдания, Амалия искусала губы до крови. Мари обеспокоенно смотрела на подругу, но, заметив лихорадочный блеск в глазах, не стала спрашивать и предложила почитать вслух новый роман. Он оказался о добродетели, и контесса с трудом подавила желание швырнуть книгу в камин.
День тянулся очень долго. Отпустив Мари сразу после чая, Амалия хотела известить Рудольфа, что останется у себя, но император опередил ее, прислав записку о том, что на ужине будут присутствовать несколько послов и шеф жандармерии. И постскриптум: «Это очень важно и послужит нашим планам».
Девушка задумчиво сложила письмо по сгибам. Как ей не хотелось остаться в своих покоях, но ужин императора с послами в свете разговоров у баронессы Фриш говори о том, что Рудольф достаточно серьезно отнесся к её логическим рассуждениям. Значит, отказы не принимались.
Тяжело вздохнув, Амалия отправила лакея к Мари и позвала Герду, чтобы переодеться. Та вошла в комнату и достала одно из платьев, привезенных накануне: темно— синее, в тонкую черную полоску с черным ажурным кружевом по лифу и аппликациями на юбке. Взглянув на каменное лицо служанки, девушка вздохнула:
— Что еще случилось? Элизабет опять вела себя вызывающе?
— Кто? Эта вертихвостка? — фыркнула служанка, — Мне нет никакого дела до нее и её репутации. Хотя она не позволяет себе проводить ночь в спальне мужчины.
От такого Амалия даже задохнулась, она уже открыла рот, чтобы указать служанке ее место, но вспомнила,
— Герда, неужели ты осуждаешь меня?
Горничная всплеснула руками:
— Кто я такая, чтобы это делать? Но хочу вас предупредить, между слугами уже идут пересуды!
— И что же они говорят?
— Что свадьбы не будет, император наиграется вами и выбросит, как и всех женщин до вас! — выпалила Герда и покраснела.
— Даже так, — Амалия процедила это сквозь зубы, настроение окончательно испортилось, — Как благородно! Но почему никто из них не переживал, когда я ехала выходить замуж за совершенно незнакомого мне кронпринца!
— Так то замуж, — тихо возразила служанка, умело укладывая локоны госпожи в замысловатую прическу.
— Я выхожу замуж за Рудольфа, поэтому не понимаю этого возмущения! Какая кому разница? — девушка ойкнула и даже подпрыгнула, поскольку Герда дернула гребнем спутанные пряди.
— Сидите смирно! — почти приказала та, — А что будет, если свадьба отменится, или, не дай бог, сам молодой император умрет, как и его дядя? Кому вы будете нужна, опозоренная?
— Не смей говорить мне такое! — от мысли, что с Рудольфом может случиться несчастье, Амалия похолодела. Хотелось бросить все и немедленно бежать к нему в кабинет, встретиться взглядом с насмешливыми бирюзовыми глазами и понять, что он невредим.
— Говори, не говори, вспомните, что ночью было! Ваша фрейлина вообще в обморок упала, как и положено благородной девице! Недаром адъютант Его Величества девицу к своей матушке повез!
— У Рудольфа нет матери, — холодно напомнила ей госпожа, — И, по— твоему, было бы лучше оставить меня на съедение оборотню?
— Лучше бы было с самого начала отправить вас куда-нибудь в загородную резиденцию, а не оставлять себе на потеху!
— Ты забываешься! — Амалия звонко хлопнула рукой по туалетному столику, так, что стеклянные баночки и пузырьки зазвенели, — И я запрещаю тебе разговаривать со мной в таком тоне!
Герда упрямо сжала губы, всем своим видом показывая, что от ее молчания ничего не изменится.
С трудом дождавшись того момента, пока последний локон будет уложен, девушка с какой— то мелочной мстительностью отослала горничную, наказав не дожидаться её после ужина. Та вышла. Амалия так и осталась сидеть за туалетным столиком, безжизненно смотря куда— то поверх зеркала.
Слова Герды растревожили её сомнения. Встречи с Рудольфом вновь показались бесстыдными, а поведение — вопиюще непристойным.
— Ваша светлость, вы готовы? — Мари вошла в комнату почти беззвучно. Та еще раз взглянула в зеркало, нервно поправила своё единственное украшение— нитку жемчуга, в два ряда обвивающую шею, и вдруг выпалила:
— Мари, скажи, ты считаешь меня безнравственной?
— Разумеется, нет! — фрейлина с изумлением посмотрела на Амалию, — возможно, ваше поведение не совсем… традиционно для нашего общества, но ведь и ситуация вокруг вас далека от привычной.
— Возможно, ты и права, — кивнула та и поднялась, — Ладно, пойдем!