Дайте место гневу Божию (Грань)

Трускиновская Далия Мейеровна

– Я боюсь! – воскликнула Ольга.

– Теперь-то чего уж бояться?

Вторая отдельная загробная бригада как-то незаметно оказалась рядом и все слышала.

– Иди, ступай, – произнес Валевский. – Может, за нас словечко замолвишь.

– Что мы, козлы, не уберегли тебя… – добавил Марчук, опустив голову.

Мы не гнали ее, мы сами не знали, что ей теперь следует делать. Но она вдруг повернула голову.

То, что она услышала, нам тоже померещилось. Даниил говорил потом, что это было вроде далекого

церковного благовеста. Гошка же настаивал, что прозвучала длинная и протяжная неведомая нота – под неземным смычком, со струн неземной скрипки.

Ни слова не говоря, она пошла на зов.

И мы еще долго молчали, глядя ей вслед, хотя она уже давно скрылась между яблонями.

– Но если я забрал ее тело… Не померещилось же мне! Я его поднял, и там больше ничего не осталось! – вдруг воскликнул Нартов. – Что это было, в белом платье? Тело или душа?

– А ты свое застреленное тело видел? – спросила я. – Что-то, видно, меняется в мире. Даниил, ты не помнишь – была такая примета, что живьем на небо берут?

Он пожал плечами – он и сам ничего не понимал.

– Пошли отсюда, – сказал Марчук. – Провалили мы задание, слышишь, вторая отдельная загробная? Что я Рагуилу скажу?

Нартов, как всегда, первым пошел вперед, я – за ним, такая уж мне выпала судьба, дальше – Валевский и Гошка, а замыкали наше маленькое шествие Даниил и Марчук, которого он пытался успокоить.

Мы вышли на тропинку, справа был разрез, слева – Грань.

– Там сейчас пусто, – заметил Даниил. – Странно это – не случилось ли чего с Намтаром? Ладно, пойду я. Не только у вас – у меня тоже что-то не то получается. Хорошо еще, что у нас есть око Божье.

– Когда она травы попросила, я думал – совсем с ума съехала, – по-хозяйски сказал обо мне Нартов. – А вот интересно, что было бы, если бы она не оттерла Черноруцкую? Так бы мы и торчали в садике с мертвым телом на руках?

– И это я тоже хотел бы узнать, – ответил Даниил и, не прощаясь, пошел прочь. Трава давала ему дорогу и смыкалась за спиной. Путь его был отмечен легкой серебряной пыльцой на сухих султанах злаков.

– А где она, Грань? – спросил Гошка.

– Там, – показал Нартов.

Зная, что от начальства никаких нежностей не дождешься, Гошка уставился с мольбой на меня.

– Вот бы хоть раз посмотреть!..

– Ничего там такого нет, – вместо меня ответил Нартов. – Березы, скамейка, речка, вот тебе и вся Грань.

– А где она проходит? По речке?

– Откуда я знаю!

– Слушай, а я ведь тоже там ни разу не был, – вмешался Валевский. – Любопытно, в самом деле!

– Вторую отдельную загробную бригаду за проваленное задание премировать экскурсией на Грань! – сердито обрубил наши замыслы Марчук. – И так тошно, а они тут развлечение придумали!

– Не вопи, Вить. Прежде всего – еще неизвестно,

провалили мы задание или выполнили с блеском, – когда я это сказала, Марчук от такого нахальства просто разинул рот. – Может, нас для того и посылали, чтобы перенести сюда Ольгу? Как ты полагаешь? Если ее призвали – как тебя призвали, как Нартова, как Гошку! – то ведь как-то это должно было произойти?

– А ты сама? – спросил Валевский.

– А я за ним увязалась.

– Тоже метод, – одобрил он. – А что, Виктор Сергеевич? Сейчас там все равно никого нет, сходили бы, посмотрели на речку.

– Пошли, в самом деле, – решил Нартов. – Я вам там все покажу.

То, как он всегда норовил выглядеть самым-самым, могло не забавлять только безумно влюбленную женщину. Я не была безумно влюбленной, я была при полном рассудке…

Много лет назад мы с подружкой выбрались ранней весной за город. Довольно далеко от местного озера мы обнаружили пару озерных жителей. Оно было слишком уж обжитое, и дикие утки с трудом находили место для гнезда. Нам навстречу гордо шел вперевалочку красавец-селезень, а за ним – покорная серенькая уточка.

– Нет, ты полюбуйся! Выступает, как павлин! – возмутилась подруга. – Сам себя вообразил самым умным и самым крутым!

– А она его и такого любит… – вздохнула я. Как выяснилось, пророчески.

Выйдя к Грани, мы встали подальше от скамейки. Кто ее, Грань, разберет – сядешь, и с ТОЙ стороны кто-нибудь рогатый прискачет. Скамейка – для переговоров, а мы – экскурсанты.

– Вон оттуда приходит Намтар, – разглагольствовал Нартов. – Я не уверен, что там есть разрез, как у нас, скорее, какое-то искажение пространства, и звук тут тоже очень странно распространяется…

– И что – он совсем как человек? – спрашивал Гошка. – Вот прямо туда и садился? А ты потом на следы смотрел? Точно – не копыта?

Марчук все же не был удовлетворен моим парадоксом.

– Дела – хуже некуда, – скаал он мне, пока Валевский с Гошкой радовали нартовскую душу расспросами. – Взяли бы мы этих ребятишек, царствие им небесное… Жалко – они же совсем дети… Взяли бы их живыми – сразу бы допросили, сию же минуту! И по горячим следам, пока никто не опомнился, – в Сети!

– Они не хотели, чтобы ты их допрашивал, – напомнила я.

Я их не видела, они так и остались в сарае – ждать городского угрозыска. И я понимала, что они много нехорошего успели совершить, что сами выбрали вечную погибель… заодно и полнейшую недосягаемость… Однако их верность окаянной Управе невольно внушала уважение. И ненависть к тому, кто устроил эту самую Управу!

– Вот интересно, как дела у других бригад?

– Не лучше, чем у нас, – успокоила я. – Если бы они чего-то добились, нам бы дали конкретные задания, а не отпускали еженощно в свободный поиск.