Дед, бабайка и чумовой парик
Шрифт:
– Чего это он весь такой… несчастный? – глубоким проникновенным шепотом поинтересовалась я, все еще стоя за спиной у Клеменси, так чтоб меня незаметнее было из зала, хоть на нас почти никто и не отвлекся, ограничившись лишь сухим поспешным приветствием.
– Да это он недоволен, нас же к нему в подопечные определили, – в тон мне ответила Лира, – руководить слабым полом страсть как не любит. Он это… немножко… мужеложец…
Ах, вот оно как… Нет, что это значит в целом, я сообразила не сразу, а когда сообразила, почему-то покраснела, поняла, что это
Клеменси, кажется, все это услышал, и потому очень напряженно велев нам стоять на месте, скрылся в глубине зала, обещая все уладить.
Появилось время, чтобы оглядеться, хотя я все еще вжималась лопатками в дверь. Ясно теперь, почему здоровый дядька нас именно сюда притащил. Это, видать, специальное отделение для новичков: раненных много, но у всех только ушибы, порезы, иногда, правда глубокие, или что-нибудь в этом роде. Для жизни, вестимо, у этих товарищей опасности нет. Значит, меньше ответственности и больше практики.
Как все трепетно продумано, оказывается.
Клеменси здоровенной глыбой вынырнул из толпы обратно к нам и велел следовать за ним. Голос у него такой густой и раскатистый был, совершенно не заглушаемый гулом толпы.
Он нам определил отдельное место за малиновой шторкой, где надо было разные справки по образцу выписывать. Больше никто этим заниматься не хотел, потому что все горели желанием напрямую Родине помогать, а не через бюрократию. А мы по всем правилам к нормальной работе должны были только спустя день после прибытия приступить.
Отчасти это было даже здорово, хоть почерк у меня и корявый. Но у Лиры, как выяснилось, еще хуже был.
Подумав немного, я решила, что Клеменси с чертовской проницательностью определил род нашего занятия.
– А шестьсот шестьдесят пятый – это… – Лира замялась, отвечая на мой вопрос. – Тьфу ты, чернила потекли! Рей бы здесь служил, в самом замке, но его боялись, поэтому в глушь пришлось отослать. Видишь ли, у нас раньше, чтоб притормозить разгул инквизиции, специальные отряды создавали, отличавшихся из них качеством работы заносили в особый список из шестисот шестидесяти шести позиций. Чем выше позиция, тем опытнее и страшнее ее занимающий.
Я неосторожно прикусила щеку. Выходит так, Рей все-таки не драматизировал, когда рассуждал о своей жестокости. Хорошо, что сознание настолько вымотано, что красочные картины его прошлого не подсовывает. Он ни разу не дал повод думать о себе, как о монстре. Почти что. Все дело во внешнем спокойствии.
– А высшую позицию кто занимает? Дай угадаю, тот самый наместник Сатаны? – горько усмехнулась я.
– Ой, не-ет, с ним никто из земной нечисти не в состоянии тягаться ни в мудрости, ни в силе, а загвоздка тут…
Послышался грохот и что-то больно ударило по затылку, в воздух взвились кучи «справочных» бумажек. Я даже не сразу поняла, что это меня так здорово приложили головой, умудрившись и стол опрокинуть заодно, и стулья.
Мошки перед глазами роиться перестали не сразу.
Ничего себе, болтала ведьма, а досталось мне.
– Болтать достаточно, – спокойно посоветовал чинитель беспорядка в абсолютной тишине.
Оно все мгновенно как-то стихло, словно по команде. Наверное, все сейчас на нас смотрят. А я только в потолок рассеянно. Что-то нехорошее будет сейчас, да? Домой бы.
Из носа полилась кровь. Это нормально, у меня такое иногда случалось уже.
Кто-то добрый протянул вату. Грохнула дверь, в проеме явился Клеменси, вызвав по залу тихий шепоток. Все замерли в ожидании представления. Здоровье представления устраивать не собирался.
– Марш отсюда, – отчетливо процедил он. – Позже это обсудим. А вы… Все живы? – Клеменси устало окинул взглядом комнату и бросил тихое. – Продолжайте работать…
Потом вышел вместе, с чуть ли не за шкирку тащимым, «чинителем», а все еще с минуту продолжали тихо на дверь таращиться. Я хлюпнула носом, прикладывая другую вату взамен пропивавшейся уже кровью.
Замечательное начало. Крутой начальник.
Только синяки-то у него под глазами огромные.
– У-у, ч-черт… Бумага кончилась, – проскулила Лира, вытрясая откуда-то из последнего ящика стола желтые тонюсенькие листочки. – Руки затекли писать уже… Замечательный день выдался! Хотя, конечно, не нам жаловаться.
Если ведьма имела в виду, что это он замечательный в сравнении с теми, кто пытается сдерживать грудью огонь поехавшего Эписташки, то в чем-то она права, но мне все равно не очень нравится.
Тем более, все на меня так смотрят после того, как мне врезали, как будто хотят сожрать.
Это – дьявольская сила. Сила любопытства.
– Сходи в библиотеку, принеси еще, а? Ты все равно не пишешь, – скомандовала Лира, с немыслимой скоростью разминая пальцы.
– Справедливо, – я неразборчиво хмыкнула, поднимаясь со стула. – Как попасть-то туда?
– А я тебе планчик начерчу, – пообещала ведьма.
Я с облегчением вздохом выскочила за дверь. Хотя посылать «горе-топографического-кретина» на поиск библиотеки в замке наместника Сатаны было чуть глупо. Пусть и с планом в руках. Сейчас вот потеряюсь и набреду на какую-нибудь супер-секретную лабораторию Ада. Или на кладовку, на худой конец.
Коридоры. Ясли просто немыслимо высокие и узкие: просто потолок в темноте терялся, а в проходе с трудом могло разминуться два человека. Это, по идее, должно было бы защитить замок от захвата. Но защитит ли? От Эписташки ничто не защитит, потому что от дурости не спасенья.
Библиотека нашлась не сразу, вернее, я дважды прошла мимо и даже подговаривала себя у кого-нибудь спросить, но спрашивать было, в общем-то, и не у кого. Пришлось обходиться своими силами.
На двери большая книжка была нарисована и больше ничего. И вообще, она сгнила наполовину, так сто я и стучала в нее с опаской. С той стороны никто ничего не ответил, но дверь сама по себе со страдальческим скрипом медленно отворилась, чуть было не стукнув меня по носу.