Дело о сбежавшем трупе
Шрифт:
— Как поступили вы?
— Я тут же спустилась вниз и схватила эту святошу за руку, на месте преступления.
— Что же между вами произошло?
— Я спросила, что она делает, и она, представьте себе, ответила: когда ей становится не по себе, она идет в сад окапывать цветы, дабы им легче дышалось, что теперь она успокоилась и пойдет спать и проспит двенадцать часов подряд.
— А что вы ответили?
— Я попросила показать то место, где она копала, но она заявила, что это не имеет значения и мне тоже необходимо поспать.
— Что было потом?
— Я продолжала настаивать на
— Понятно.
— У меня, мистер Мейсон, сначала сложилось впечатление, что эту скромную, робкую женщину любой может обидеть. Но если бы вы видели ее в тот момент. Заупрямилась, и все тут. Опустила глаза, и ни с места. Только твердит свое:
— это совсем неважно, не имеет значения, что я, тетя, устала и разнервничалась из-за ночного перелета и мне лучше вернуться в дом.
— Что дальше?
— Тогда я решила действовать напрямую и выяснить, почему она лжет. Я спросила, для чего она вырыла эту яму, а она ответила, что никакую яму не рыла.
— Вот как?
— Я вырвала лопату у нее из рук и направилась туда, где она копала.
— И что же?
— Тогда она во всем призналась, но сказала, что не чувствует за собой никакой вины. И все это таким ровным, спокойным голосом. Вот ее слова: «Тетя Сара, не делайте этого». Я спросила: почему, и она ответила: «Потому что я уложила дерн так, чтобы ничего нельзя было заметить. Если вы его тронете, станет ясно, там что-то спрятано».
— Продолжайте, пожалуйста.
— Затем я спросила, что именно она закопала, и как, вы думаете, она ответила?
— ?!
— Пакетики с мышьяком и цианистым калием! Как вам нравится?
— Неужели?
— Представляете?! Эта мерзавка стоит передо мной и нагло утверждает, что она экспериментировала с различными составами для опрыскивания своих цветов и что они — вот ее слова — «содержат сильнодействующие активные ингредиенты». Мышьяк она купила. Цианистый калий раздобыла в лаборатории мужа. Она давно использует их для борьбы с вредителями, а теперь, понимаете, испугалась, как бы эти яды не вызвали кое у кого подозрения. Так и заявила: в данных обстоятельствах лучше избавиться от всего этого.
— Как же вы поступили?
— Вы скажете, что мне самое время обратиться к психиатру, но тем не менее я поверила. Она так спокойно и просто говорила, что я не могла ей не поверить. Мне даже стало жаль ее. Я принялась утешать Мирну и сказала, что не могу понять, как она не сделалась истеричкой после всего… Так вот, я обняла ее, и мы вернулись в дом. Я поднялась к себе и едва заснула, как раздался стук в дверь. Это пришла экономка. Она сообщила, что в доме полицейский, который немедленно хочет нас видеть по делу исключительной важности.
— И в чем заключалось это дело исключительной важности?
— В лаборатории установили, что в трупе Горти содержится мышьяк, и окружной прокурор хотел бы допросить Мирну.
— Так, так, продолжайте.
— Таким образом Мирна оказалась у окружного прокурора.
— А вы?
— Со мной ничего не сделали. Только спросили, как долго я нахожусь в доме. Я ответила. Мне задали еще несколько вопросов и оставили меня в покое, а Мирну повезли на допрос.
— Как реагировала Мирна?
— Как обычно. Спокойно и тихо. Даже не повысила голоса.
— Что было дальше?
— Почем я знаю. Ее увезли. И я стала размышлять. Припомнила, что Эд Давенпорт взял с собой шоколадные конфеты. Вы знаете, мистер Мейсон, она сама говорила мне, что положила их ему в сумку. Говорила, что он такой беспомощный, совершенно не умеет укладывать одежду и все такое.
— Здесь нет ничего необычного. Почти все жены занимаются этим.
— Я знаю, но это означает, что именно она положила те конфеты. После ее ухода я стала их искать. Я только хотела убедиться и…
— Что вы искали?
— О, то, что могло бы мне помочь.
— Вы отправились в ее комнату?
— Э.., да.
— Что же вы нашли?
— Я нашла в комоде коробку с конфетами, похожую на ту, которую Эд Давенпорт брал с собой, отправляясь в поездку, — вишня в шоколаде. Она сама неравнодушна к сладкому. У нас в жилой комнате лежали две такие коробки, и Мирна как-то предлагала их мне. Я взяла две конфеты, не больше, — приходится следить за фигурой. Однако вы понимаете, что это значит. В свете последних событий. О, Боже! Она ведь могла отравить и меня! Нет! Это сама судьба указала, чтобы я взяла неотравленные конфеты. Представляете! Даже предлагала взять еще. Мне тогда показалось подозрительным, с какой это стати она проявляет такую настойчивость, и вот, оглядываясь назад, понимаю, что эта мерзавка с самого начала обманывала меня. Я даже начинаю припоминать вещи, которые раньше мне казались незначительными, сейчас все становится на свое место. Это самая настоящая Лукреция Борджиа. У нее на уме одно — как бы кого отравить или убить!
Мейсон ненадолго задумался, потом произнес:
— Разрешите задать вам несколько вопросов. Насколько я понимаю, вы с миссис Давенпорт, будучи в Кремптоне, все время находились вместе. Вы…
— О, нет, это не правда. Она оставалась с глазу на глаз с Эдом, когда я ходила принимать душ. Потом еще раз, после того, как доктор сообщил о смерти Эда и запер дверь, а я пошла звонить вам. Да-да, я припоминаю, что она разговаривала с каким-то мужчиной, когда я возвращалась. Тогда я не придала этому значения, поскольку подумала, что кто-то из соседей пришел выразить ей свое сочувствие, но теперь уверена — это был ее сообщник. Он, вероятно, потом проник в кабину через окно, надел пижаму Эда и выкрал тело Давенпорта, спрятав его в своей машине. Затем вернулся в кабину, выждал, когда во дворе появился свидетель, снова вылез через окно, сел в машину и был таков.
— Ваши чувства резко изменились. Почему?
— О, разумеется, они изменились. А почему они не должны измениться? Я прозрела, мистер Мейсон.
— Спасибо вам большое за все, что вы рассказали.
— Что вы собираетесь делать?
— Пока не знаю.
— Зато я знаю, что мне делать. Я собираюсь смыть это позорное пятно. Я собираюсь защищать свое доброе имя и свою репутацию.
— Понятно. Надо думать, вы также собираетесь обратиться в полицию?
— Я не собираюсь обращаться в полицию, но, уверяю вас, я не собираюсь и скрываться, когда она заявится сюда.