Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит»
Шрифт:
По некой абсурдной причине замечание это задело меня. Я залез в такси.
Внутреннее его пространство, по контрасту с ярким солнечным светом снаружи, казалось столь тусклым и тёмным, что первое время я был неспособен что-либо различить. Я слышал, как залез мой спутник, слышал, как завёлся мотор, но лишь когда мы тронулись с места, я действительно смог разглядеть интерьер салона.
Увиденное повергло меня в изумление. Я был в коробке, в давящей, тесной коробке. Не было ни окон, ни откидных сидений, ни счётчика, ни связи с кабиной водителя, короче говоря, ничего от интерьера обычного такси. Крошечный и пыльный шарик электрического фонаря в потолке давал слабый свет, позволявший мне что-то различить,
Но ещё более природы этого транспортного средства удивлял тот факт, что я был в нём один. Мой спутник незаметной наружности и незабвенной улыбки куда-то исчез, хотя я мог поклясться, что слышал, как он залезал внутрь. Однако он оставил на память о своём присутствии сувенир — костыль.
Не могу сказать, каковы были первые мои мысли по осознании своего затруднительного положения. Вне всякого сомнения, преобладала тупая растерянность. Страх, и это я могу сказать при всей своей скромности, не проник в мой ум. Страх подразумевает убеждённость и веру, а вся эта ситуация была столь неожиданна, столь фантастична, что не могла вызвать нечто большее, нежели удивление и любопытство.
Я не мог различить улиц, по которым мы ехали, но постоянные рывки машины говорили мне, что мы движемся извилистым и окольным путём, ещё более извилистым, нежели повороты улиц в этом районе. Мне подумалось, что, вполне возможно, водитель предпринимает все меры предосторожности, чтобы избавиться от ожидаемого хвоста, если мне позволено будет употребить этот термин.
Поначалу я подумывал запоминать эти повороты на случай, если позже понадобится проследить дорогу, но через пару минут понял всю неосуществимость этой уловки. Мы проделали не менее дюжины поворотов, прежде чем я начал вести им счёт; а если исходная точка совершенно неизвестна, что пользы от самой точной записи дальнейшего?
Вместо этого я обратил своё внимание на сам автомобиль, предварительно установив точное время и, исходя из него, примерное время нашего отъезда с Ромуальдо-драйв, 221б. В тот момент было 8:18; должно быть, мы покинули дом около 8:15. Подсчёт минут без часов никогда не входил в число моих достижений. Мне говорили, что можно этого достичь, считая шимпанзе; но эта идея выглядит неправдоподобно.
В этот момент машина почти на полминуты остановилась — вероятно, на светофоре. Это был замечательный шанс открыть дверь — не то чтобы у меня хоть в малейшей мере возникло намерение пренебречь внушениями своей чувствительной природы, покинув такси; я всего лишь хотел взглянуть, где мы находимся, дабы возобновить свои наблюдения с некой надеждой на их успешность.
Но дверной ручки не было. Наличие там двери было очевидным фактом; я по-прежнему был существом из плоти и крови, хотя вероятность, что я ещё долго буду оставаться таковым, разумный человек счёл бы небольшой, и я едва ли мог попасть в этот короб сквозь твёрдые стены. Но дверь, по всей видимости, открывалась лишь снаружи; здесь, внутри, я был зажат, заперт и заключён куда надёжнее, чем крыса в ловушке.
Я ненадолго задумался о крысах и заинтересовался, как бы психолог, например, мой факультетский друг профессор Джанкарелли, оценил мой IQ в данный момент, ведь IQ низших животных, по-видимому, оценивается преимущественно по их способности ускользать из запутанных ловушек. Однако ловушка психолога, подобно кроссворду или детективному роману, должна основываться на предпосылке, что возможное решение существует; а чем дольше я рассматривал совершенно пустой салон этого такси, тем больше приходил к выводу, что решение этой задачи сопоставимо с квадратурой круга. Достопочтенный Дерринг Дрю, привычный к таким ситуациям, несомненно, рылся бы в своих карманах, пока не отыскал бы подходящий инструмент,
Взяв его в руки, я сразу ощутил необычайную его лёгкость. Он выглядел так, словно был изготовлен из дерева, но теперь, держа его в руке, я мог видеть, что это обман с помощью хитроумного лака. Костыль изготовили из некоего лёгкого металла, и, судя по тому, что я мог различить в месте скола лака, то был алюминий.
Вы помните, что в заглавии этого приключения я упомянул «алюминиевый» костыль, поскольку едва ли можно было ожидать, что я пренебрегу удивительным совпадением собственного опыта с заглавием одной из многочисленных нерассказанных историй Ватсона. Но для американца слово «алюминий» труднопроизносимо, и, надеюсь, я буду оправдан по любому обвинению в непоследовательности, если в основной части своего повествования постараюсь избегать этого слова.
Но, продолжая мой рассказ, даже если допустить, что костыль был алюминиевым, он всё же казался удивительно лёгким — собственно, настолько лёгким, что вынуждал меня сделать вывод, что он полый. Недолгое исследование подтвердило мою правоту. Резиновый наконечник легко снялся, обнажив под ним тёмную полоску, проходящую по всей окружности цилиндра. Конец костыля легко открутился, обнажив полость.
Не могу сказать, что я ожидал там найти. Полагаю, меня посетила мысль о рубинах и изумрудах. Но нашёл я листок бумаги, на котором было на машинке напечатано:
АРР ОУТОТ ЕВИРП ТИР ТСРЕК ЙЕ БСМАК АРУД
И тут чтение прервал громкий стон лейтенанта Джексона. Выступающий нервно кашлянул и уточнил:
— Прошу прощения?
— Бога ради! — вскричал Джексон. — Ещё один код! Вам нужен не сыщик — вам нужен специалист по угадыванию.
— Вы говорили, Herr Leutnant, — напомнил ему Отто Федерхут, — что являетесь дешифровщиком-любителем. Естественно, перед вами открывается возможность.
— Но это заходит слишком далеко. Пляшущие человечки, списки цифр, а теперь…
— Слишком далеко для вас, лейтенант? — ухмыльнулся сержант Ватсон.
— Даже для вас, Ватсон. Если Финч только услышит про ваш утренний аппетит, в то время как ценных свидетелей увозят прочь в немыслимых такси…
Сержант затих.
— Успокойтесь, лейтенант, — пробормотал Харрисон Ридгли. — В конце концов, вы ведь сами заметили, что всё это дело зависит от знания Холмса, и вы знаете, сколько там рассказов, задействующих так или иначе код или шифр. Мы все чуть позже займёмся расшифровкой.
— Тем временем, — предложил председательствующий доктор Боттомли, — давайте дослушает повествование Фернесса. Этот костыль я нахожу весьма наводящим на размышления, но, воздавая должное докладчику, нам следует отложить суждения, по крайней мере, до завершения его выступления. Мрмфк. Продолжайте, сэр.
— Благодарю вас, — Дрю Фернесс вновь взял свои бумаги и продолжал.
Я счёл благоразумным на время вновь убрать эту загадочную записку в её тайник, снова завинтить колпачок костыля и надеть резиновый наконечник. Что бы ни случилось, лучше будет выглядеть знающим не слишком много. Однако я обладаю замечательной фотографической памятью, и остаток пути я посвятил созерцанию этих букв мысленным взором и попыткам раскрыть их тайну.