День Дьявола
Шрифт:
Ван бежал сзади нас. Иногда я оглядывался, чтобы убедиться, что он не отстал – все-таки он был пожилым человеком. Весьма пожилым. Выглядел он бодро, но я догадывался, что лет ему было под семьдесят. В таком возрасте люди если и бегают, то маленькими семенящими шажками, утром, с оздоровительными целями. И не с такой скоростью. Старое сердце может не выдержать такого напряжения.
Старичок Ван Вэй действительно бежал мелкими шажками, только он и не думал уставать. По-моему, он даже не вспотел – единственный из всех нас. Лицо его было спокойной и отрешенной маской – темной и морщинистой. Глаза его были полузакрыты. По-моему, он медитировал на бегу. Он был похож на статую мудрого Будды. Казалось, что он
Демид был поистине неутомим. Он то мчался впереди и о чем-то переговаривался с Лурдес, то притормаживал, отставал, и проверял, все ли в порядке с теми, кто бежит сзади. Он скинул свою майку, и вид его тела поразил меня. Тело настоящего атлета – с эластичными, мощными мышцами, красивое и удивительно пропорциональное. Но не только это потрясло меня. Теперь, с моим обострившимся зрением, я видел, сколько затянувшихся старых рубцов покрывает белую, незагоревшую кожу Демида. Он был весь исполосован, словно когда-то попал в гигантскую мясорубку и чудом выжил. Представляю, сколько пришлось вытерпеть ему в жизни. И, в отличие от нас, на нем не было ни одной свежей царапины. После того, как мы продрались сквозь стену кактусов, все тела наши были покрыты кровоточащими ссадинами. У Демида не было ни одной.
– Они были, ссадины, – шепнул он на бегу, поравнявшись со мной. – Эти чертовы кактусы исцарапали меня, как взбесившиеся кошки когтями. Только все мои царапины уже затянулись. За десять минут, все до одной. Таковы свойства моего организма. Я регенерируюсь, как гидра.
– Кто ты, Демид? – выдохнул я вопрос, мучавший меня. – Ты человек? Или, может быть, ты тоже демон – в обличье человеческом?
– Я человек. – Демид усмехнулся. – Только я особый человек. Таких больше не осталось, к великому моему сожалению.
И умчался вперед огромными прыжками, беззвучно отталкиваясь ногами от деревянной гниющей трухи, покрывающей землю.
Наверное, это волшебный бальзам так действовал на нас. Он давал нам силу, но он же и выявлял те качества, которые определяли наши личности, но были до сих пор неявными, и только теперь вырастали, выпирали из наших душ, подавляя все остальное. Мы становились все совершеннее, и это пугало меня.
Единственный, кто не изменился – Габриэль Феррера. Когда-то он был профессиональным акробатом. За последние годы он подрастерял большую часть своей физической формы. Он много курил. Но и сейчас он был совсем неплох. Тело его вспоминало прежние навыки, ноги двигались ровно, грудь уже перестала хрипеть и работала ровно, как машина. К нему пришло второе дыхание. И все же он отличался от нас. Он был несколько чужеродным элементом в нашем пестром обществе.
Я уважал Ферреру, я любил его как старшего товарища. Пока он еще не стал настоящим моим другом из-за разницы в возрасте и положении, но я надеялся, что со временем эта граница сотрется. Я был рад, что Феррера не поддался отупляющему давлению Дьявола. Но никак не мог понять, что Феррера делает здесь, среди нас – Пятерых.
Мы бежали, мы приближались к сердцу Дьявола. Это можно было понять по запаху. Слабое пованивание гниющего дерева все более забивалось острым, волнующим смрадом горячей крови и дымящейся плоти. Так пахнет на бойне – там, где быкам, только что убитым током, распарывают животы длинными ножами, там, где их рубят на куски топорами. Так пахнет там, где свиней подвешивают за задние ноги и сдирают с них шкуру. И все мы слышали звук – ритмичное глухое сокращение. Туф-туф… Туф-туф… Это не было похоже на стук колес. Билось огромное сердце. Сердце демона, выросшего из земли. Мы приближались к Вратам Дьявола.
Мы стояли около широкой бетонной площадки. Мы узнали ее – фундамент, в который замурованы камни
Дьявол проснулся. Он приготовил достаточно еды для первой своей трапезы. Пища эта каталась сейчас на очень длинном поезде по очень длинному и извитому пути и ловила свой кайф. Все эти люди, наверное, пребывали в замечательном настроении. Может быть, так они были вкуснее – люди с веселыми, радостными душами? Души их вернулись в детство. Все они были сейчас детьми – там, в поезде Дьявола. Я подумал вдруг: может быть, детские души вкуснее для Дьявола? Или для того, кого мы называли Дьяволом.
– Сколько времени, Мигель? – спросил Демид.
– Половина двенадцатого.
Я не поверил этому. Мне казалось, что мы добирались сюда, продирались сквозь иглы, бежали сквозь мертвый лес подпорок не меньше часа. Я потерял ощущение времени. Но допотопные советские часики непостижимым образом держали ритм, они знали свое дело. Они стали в шатающемся мире первой стабильной точкой, на которую мы могли опереться.
– Дьявол!!! – заорала вдруг Лурдес и подняла вверх кулаки. – Ты слышишь нас, el hijo de gran puta? Мы добрались до тебя!!! Заткнись, скотина! Мы все равно перережем тебе глотку! Заткнись! Я убью тебя, Дьявол, если ты не заткнешься! Заткнись!!! Заткнись!!!
Она бросилась на бетонную площадку и ударила ее босой ногой. А потом еще раз…
Я схватил ее одной рукой и потащил от фундамента. Одной рукой, потому что в другую вцепилась Цзян и не отпускала ее. Я тащил Лурдес, мокрую, извивающуюся, а она вырывалась и визжала: "Заткнись!!!"
Мы упали все втроем. Я упал на Лурдес и закрыл ей рот своими губами. Она замолчала.
– Что случилось, Лурдес, солнышко? – Я целовал ее губы, и щеки, соленые от пота и слез, целовал ее глаза. – Мы пришли, Лурдес. Мы уже пришли. Успокойся.
Цзян лежала рядом и обнимала нас обоих. Она возбужденно дышала. Я понимал, чего ей хочется.
Чувства выпирали из нас, как иглы из ватной подушечки. Как булавки из головы Страшилы, набитой отрубями. Горячность Лурдес, влюбленность Цзян… Но где же была моя сила?
– Скажи ему, чтобы он заткнулся, – прошептала Лурдес. – Я больше не могу! Дьявол кричит в моей голове… Он смеется там. Я глохну от этого. Мне больно, Мигель. Мне так больно… Он убьет меня…
Лурдес оказалась телепаткой, она слышала мысли демона. И теперь, когда Эль Дьябло был совсем рядом, она сходила с ума от этого. Я видел, как расширились от боли ее зрачки. Пальцы ее вцепились в землю, царапали землю, метались, как умирающие сороконожки. Лурдес вскрикнула, тело ее выгнулось, дыхание стало прерывистым. Дьявол убивал ее быстро и хладнокровно, и я ничего не мог поделать с этим.