День Дьявола
Шрифт:
Могучие руки схватили меня за поясницу, подняли в воздух и кинули прочь. Я покатился кубарем. Я сразу же вскочил и помчался обратно, но место мое уже был занято. Там находился Демид.
Он хладнокровно сел на живот Лурдес и прижал ее к земле. Он одел ей что-то на голову. А потом положил обе руки на ее грудь и начал массаж. Он растирал ее грудь, и плечи, и мочки ушей. Я не мог понять, дышит Лурдес или нет. Казалось, что она умерла.
Я наклонился над ней. На голове у Лурдес был тонкий серебряный обруч.
– Я тоже проходил через это, – тихо сказал Демид. – Очень тяжело стать вдруг телепатом. Отвратительно слышать мысли людей, которые окружают тебя. Все равно что стоять по макушку в дерьме. Все равно что засунуть голову
– Что с ней будет?
– Все будет в порядке.
Демид пружинисто поднялся на ноги, и вот уже вышагивал между нами, и блестел своими завораживающими глазами, и отдавал распоряжения:
– Мы теряем время! Цзян, быстро поднимайся на площадку. Мигель, хватит таращиться на свою красотку, тащи ее сюда. Ван Вэй, какого черта ты стоишь? Ты нашел пять точек?
– Да, сэньшэн! – Старик отвесил поклон Демиду. – Я вижу их.
– Разведи всех по местам. Шустрее двигайтесь! Спать потом будете!
Лурдес очнулась. Мне хотелось поговорить с ней, успокоить, но некогда было. Слава Богу, кажется, она чувствовала себя неплохо. Да нет, что там неплохо! Желтые огоньки снова зажглись в ее глазах, она снова рвалась в бой. Демид знал, что говорил.
Мы вскочили на платформу. Ван нарисовал в центре платформы какой-то знак черным и желтым мелом и поставил на него восемь черных свечей в виде сидящих человечков. Потом он начертил на бетоне красным мелом пять кругов, отстоящих друг от друга метров на пять. В один из них он поставил Цзян и начал что-то объяснять ей. Остальные круги, очевидно, должны были занять я, Демид, Лурдес и сам Ван.
– А я? – раздался вдруг голос. – А мне что делать? Куда мне вставать?
Феррера. Мы совсем забыли про него. Он стоял, удрученно опустив руки – никому не нужный сильный и умный человек.
– Стой там, где стоишь! – Демид ткнул ему в грудь пальцем. – Ты не принадлежишь к нам, пятерым. Обижаться тут не на что, дружище, просто так разложились кости. Ты тоже не подался влиянию демона – как минимум, это говорит о том, что ты – тоже скрытый паранорм. Наверное, ты не просто так пришел сюда, в этом деле не бывает случайностей. Но пока для тебя работы нет. Поэтому стой здесь и молчи. Если понадобится, я позову тебя.
Демид прыгнул на платформу. Он подошел по очереди к каждому из нас, нарисовал каждому на лбу китайский иероглиф красным маркером. Сам надел каждому из нас серебряное кольцо – на мизинец правой руки. Зажег свечи в центре площадки. А потом встал в последний оставшийся кружок.
Да, в излишней мягкости обвинить его было нельзя. Он был жестким руководителем. Но и быстрым, что было крайне необходимо в нашей теперешней ситуации.
Поэтому я удивился, когда Ван вытянул в его направлении палец и сказал:
– Демид – это ТЕРПЕНИЕ.
Все замерло вокруг нас. Казалось, даже шум поезда начал стихать. Удары сердца демона стали глуше. Мы стояли, и слушали, что говорит Ван Вэй негромким голосом, боялись пропустить каждое его слово.
– Демид – это ТЕРПЕНИЕ особого рода, – продолжал старик. – Демид может показаться вам резким, но терпение его рассчитано не на дни, а на тысячелетия. Иногда это человеческое свойство бывает главным. Но не сегодня. Звезды сказали, что сегодня главное – это СИЛА. Сила – это Мигель. Сила его живая и быстрая, но только такая и нужна в борьбе с большими демонами. Ань Цзян – это ЛЮБОВЬ. Любовь чистая, и нежная, подобная благоухающему цветку лотоса, она расцветает и тянется к самым звездам. Лурдес – это СТРАСТЬ. Страсть, сжигающая себя и всех, кто прикоснется к ней. Ты – самый опасный человек здесь, Лурдес. Ты можешь быть опасной для себя и других, если не сумеешь справиться со своей страстью. Направь же природу свою против врага нашего, и усиль всех нас, и не сгори при этом сама. Обруч, который у тебя на голове, поможет тебе в этом. Вот и все.
– А ты кто? – Может быть, сейчас не положено было задавать вопросов, но я не удержался.
– Я – МУДРОСТЬ, – произнес он. И замер окончательно.
– Значит так, – заговорил Демид. – Мы присутствуем при очень интересной процедуре – изгнании большого демона посредством пентаграммы и заклинаний. Никто из вас, естественно, ни черта не понимает, но это не так уж и важно. Это технические детали – увы, у меня нет времени объяснять их, все расскажу потом, если выживем. Выглядеть эта процедура будет так: мы с Ваном будем произносить всякие непонятные слова. Потом появятся лучи, они свяжут наши серебряные кольца подобием пятиконечной звезды. Это и есть магическая пентаграмма. Потом, вероятно, вы увидите демона. Выглядеть он будет не очень приятно, это я вам обещаю. При этом будут, как водится, трясения земной поверхности, великий глас, всепожирающий огонь и прочие прелести. Вы должны стоять. Просто стоять, и ничего не делать. Это будет самым трудным – устоять на месте. Потому что все, что вы испытывали в своей жизни до этого, покажется семечками по сравнению с этим. И, наконец! Внимание, Мигель! Когда я скажу: "Кидай!", ты метнешь свой кинжал. Тебе придется сделать это левой рукой, правую поднимать нельзя. Ты сможешь попасть демону в сердце?
– Постараюсь, – пробормотал я. – А где у демонов сердце?
– У демонов нет сердца. Но ты кидай туда, где у него должно бытьсердце. Представь, что оно там есть. Хорошо?
– Пойдет.
– Тогда начинаем.
Демид говорил оживленно и довольно остроумно. Он держался так, словно каждую неделю убивал по демону. Конечно, он подбадривал нас таким образом. Но я хорошо помнил про те пятнадцать процентов, в которых заключался наш шанс на выживание. И еще вот что пришло мне в голову: никто не говорил, что все Пятеро могут погибнуть или наоборот, выжить. У каждого из Пятерых была своя судьба. Мог погибнуть кто-нибудь один, наименее стойкий. Или даже трое… И вполне было вероятно, что шансы выжить у таких опытных людей, как Ван и Демид, были намного выше, чем у нас, троих новичков.
Руки мои слегка дрожали.
Я боялся. Я не чувствовал в себе какой-то особой силы, не видел какой-то особенной роли, делающей меня в нашей пятерке первым. Метнуть кинжал вовремя – а почему бы и нет? На это, пожалуй, я был способен – всегда, в любом состоянии. Единственное, что я осознавал хорошо, это была торжественность момента. Конечно, мы не были облачены в церемониальные одежды. Собственно говоря, на всех нас, кроме Вана, не было почти никакой одежды. У нас не было молитвенников в руках, не играл орган, никто не размахивал кадилом и не разбрызгивал святую воду. Мы работали, так сказать, в походных условиях. Но все равно: эти мгновения, последние перед началом изгнания демона, были самыми красивыми и торжественными за весь сегодняшний сумасшедший день.
Низкий звук раздался над площадкой. Он вибрировал в странной гармонии несочетаемых нот. Слова – растянутые, искаженные, не похожие на звуки, которые может издать человек. Это Ван, закрыв глаза, запел мантру.
– Adiutorium nostrum in nomine Domini, qui fecit coelum et terram… – громко провозгласил Демид. – Surge, illuminare! [152] I maan toe lataan sijerusta ex ton, ex toan! Bas wisago erta, erta res ertanio…
Понять то, что произносил Демид, было совершенно невозможно. Здесь были обрывки из католических молитв и фразы на совершенно непонятном языке. Но звучало это красиво. Я стоял и ждал.
152
Помощь наша в имени Господа, сотворившего небо и землю. Восстань, светись! (лат.).