День гнева
Шрифт:
– Сегодня, Леонид.
– Но это невозможно! Пока я доберусь...
– Доберусь я. Диктуй адрес, - перебил Смирнов.
– Теплый стан... ага, запомнил. Через двадцать минут буду. Во двор выходи, - положил трубку, тупо вспомнил старую идиотскую шутку: - Стан-то теплый, а задница холодная.
– Махнул рюмашку и подтвердил предварительный свой диагноз: Хорошая водка.
Не любил Смирнов этот район. Как не любил, впрочем, все московские новостройки. Пометался во мраке, освещая фарами опознавательные таблички на
В разрыве меж домом возникла фигура. Смирнов мощными фарами осветил ее. Прикрываясь ладошкой от безжалостного света шел к нему навстречу роскошный молодой еще человек в фирменном прикиде: вальяжная куртка на ста молниях, джинсы, "суперливайс", кроссовки "рибок". Не по средствам одевался подполковник Махов. Смирнов, с натугой дотянувшись, распахнул дверцу и пригласил:
– Садись, Леонид, - проследил, как устраивался Махов, и сходу врезал: - Одеваешься ты - будто взятки берешь. А, может, и вправду берешь?
– Да идите вы!
– с полуоборота завелся Махов. Смирнов заржал, как конь, и рванулся с места. Махов обеспокоился: - Вы куда меня везете?
– Увезу тебя я в тундру, увезу тебя одну!
– пропел Смирнов, выворачивая на Профсоюзную, вывернул и поведал:
– Я сегодня весь день пою.
– Ну и как?
– Что "ну и как?"
– Поете как: хорошо или плохо?
– Ну, уж это тебе судить. Как слушателю.
Махов судить не стал. Проскочили под МКАД, Смирнов прибавил. Любил, старый хрен, скорость.
– Зачем понадобился?
– сдался, не выдержав паузы Махов.
– Ты это шоссе знаешь? Где здесь безопасно приткнуться можно?
– Через пяток километров магазин.
– А чего нам в магазин? Он же закрыт.
– У магазина - приличная стоянка, - терпеливо объяснил Махов.
Через две минуты, сжигая на немыслимо крутом повороте покрышки, джип изобразил короткую дугу и стал на стоянке. Смирнов выключил мотор, и они услышали тишину, еще более глубокую от того, что ее изредка задевали с шелестом пробегавшие мимо автомобили. Теперь не выдержал паузы Смирнов:
– Я, Леня, понимаю, что ты сейчас начнешь всячески отпихиваться, мол, никого я там не знаю и знать не хочу, но мне крайне необходимо определить одного мэна из этой конторы. Судя по всему он - не чиновник, скорее всего ведет оперативную работу...
– Давайте, что имеете на него, - не стал ломаться Махов.
– Зовут Дима, Дмитрий. За пятьдесят, но до сих пор косит под паренька, пижон высокого класса, вроде тебя. Рост метр семьдесят - метр семьдесят пять, вес до семидесяти. Глаза зеленые,
Положив затылок на удобный верх спинки сиденья, Махов слушал с закрытыми глазами: профессиональная ЭВМ в его башке из обрывков складывала портрет.
...Острый подбородок, волосы темные с проседью. Стрижен коротко, причесан на косой пробор. Особые приметы: выпуклая родинка на щеке ближе к носу. Мое предположение, что в звании от полковника до генерал-майора.
– Наклонности, пристрастия, пороки, - потребовал Махов.
– Чего не знаю, того не знаю, - признался Смирнов.
– А что, вы на них втихаря собираете?
– От случая к случаю. И опять же на всякий случай.
– Молодцы! Они вас за глотку держат, а вы их - за яйца. Как сказал Александр Сергеевич "есть упоение в бою и сладкой бездны на краю".
– Пушкиным увлекаетесь?
– Последнее время. А что делать старику на пенсии?
– Не совать нос в дьявольски опасные черные дела, - в ответ на риторический вопрос, заданный исключительно для красоты слога, серьезно ответил Махов.
– Хочется, - извиняясь, сознался Смирнов.
– Ну, как картинка с клиента? Наводит на соображение ума?
– Что-то знакомое, где-то рядом бродит. Помажет по губам и уйдет. Мэн вроде приметный, а как серьезней - просто общеевропейский стандарт.
– Значит, до завтра тебя не теребить, - осознал догадливый Смирнов. Что ж, мы люди не гордые, подождем. Поехали домой?
– Посидим еще самую малость. Просто посидим.
– Когда я от тебя завишу, твои желания для меня закон.
Махов вроде задремал, Смирнов терпеливо молчал. Вдруг Махов распахнул глаза и вразброс поинтересовался:
– Вы на ту лошадку поставили, Александр Иванович?
Смирнов глянул удивленно и неожиданно зашелся в натужном хихиканьи. Махов с каменным лицом ждал, когда закончится припадок смеха. Смирнов вытер слезы, хлюпнул носом и ответил, наконец:
– На ту, Леня.
– На какую же?
– На темную. На себя.
– То есть?
– Я не хочу к кому-либо присоединяться, Леня, только потому, что этот кто-то должен обязательно выиграть. Я думаю сам и действую сам.
– Но к кому-то вы присоединяетесь?
– Присоединяюсь, когда считаю, что их цели во благо нашей стране и моему народу.
– Ишь как высоко!
– Так надо, Леня. Думать высоко и поступать по чести. А иначе на кой черт нужны мои последние годы?
– В свою команду возьмете?
– тихо спросил Махов.
– Присоединяешься, значит?
– Нет. Ставлю на темную лошадку. На себя.
...Довез Махова прямо к подъезду, проводил взглядом, облегченно вздохнул и самодовольно решил вслух:
– Обо всем я подумал, все-то я предусмотрел, - и вдруг его посетила мысль, что он - старый маразматик!