День гнева

Степанов Анатолий Яковлевич

– Факир не был пьян, и фокус удался, - скромно оценил свои действия Смирнов, выщелкнул обойму, достал из кармана патроны, дозарядил магазин, небрежно загнал ее в рукоять и возвратил парабеллум на место. За пазуху. Сырцов, наблюдая за ним, сидел на земле, кусал желтую травинку. Не похвалил как положено, спросил о совсем другом.

– Почему они нас не пасут, Александр Иванович?

– Не видят в этом смысла, Жора - Смирнов, кряхтя уселся рядом, подыскал себе подходящую травинку. Продолжил после паузы.
– Они же знают,

что имеют дело с профессионалами, которые если им надо, всегда могут уйти от слежки. Наверняка у них есть информация о наших перемещениях и конкретные точки, установленные ими по этой информации.

– Информация-то откуда?

– От осведомителей, естественно.

– В нашем, значит, окружении... Но кто, Александр Иванович?

– Вот уж не знаю. И, наверное, не узнаю никогда.

– Да, связались вы...

– Боишься, Жора?

– Боюсь, не боюсь - какое это имеет значение?
– тоскливо сказал Сырцов и выплюнул травинку.
– А вы боитесь?

– Бояться по-настоящему можно только одного - смерти. А я за последние три года уговорил себя, что она вот-вот придет и вовсе не такая уж страшная. Так что я не боюсь, Жора. Тревожусь - это есть.

– А я боюсь - наконец, признался Сырцов.

52

Нынче плейбой Дима был в неброском камуфляже, который гляделся неожиданно ловко - как на военном, привыкшем к форме.

Он сидел в кресле, положив ногу на ногу и рассматривал свой десантный башмак. Англичанин Женя находился на своем месте у стола.

– Любишь ты маскарад, - решил англичанин Женя. Он и был, как англичанин: твидовый пиджак, белая рубашка, внемодный галстук, черные брюки, черные башмаки. Всюду в таком виде можно: и на прием, и к бабе, и на службу, и в кабак.

– Я люблю соответствовать - поправил плейбой-десантник.

– Своим представлениям об обстоятельствах и о себе в этих обстоятельствах - дополнил насмешливый англичанин.

– А хотя бы и так, - Дима закинул руки за затылок, с хрустом потянулся и коротко доложил: - В основном мы готовы, Женя.

– Все хорошо, прекрасная маркиза, за исключеньем пустяка малоприятным голосом пропел Женя и уже вне мелодии спросил: - Какой пустяк, Дима?

– Ты не знаешь!
– обиделся Дима.
– Зверев может подвести.

– Я думаю, не подведет, - успокоил англичанин.
– Нынешняя наша разболтанность не подвела бы.

– За организацию отвечаю я.

– Ты это ты. Но есть еще и исполнители. Сколько их у тебя?

– Отделение. Дюжина. Двенадцать. Вся твоя элита, Женя.

– Элита элитой, а для цепи не надо ли добавить? Прорехи закрыть, выходы закупорить, подходы контролировать. А?

– Вроде бы заманчиво, но толкаться еще будут. Чем больше людей, тем больше бестолковщины.

– Тогда действуй один, - поймал на слове англичанин.

– Ну, нет! Я все-таки начальник. Кто-то должен выполнять мои приказы.

Англичанину

стало невмоготу сидеть за столом и он решил глянуть на Политехнический. Политехнический был ничего себе, в меру облезлый. Англичанин стоял у окна и осторожно касался холодного стекла горячим лбом.

– У тебя выпить есть?
– спросил плейбой.

– Перед операцией?

– До операции - Дима загнул манжет пятнистой рубашки и сообщил глядя на спецчасы: - Двадцать, тридцать две. До начала операции одиннадцать часов двадцать восемь минут. В нашем распоряжении чистых восемь часов. И выпить, и отоспаться, Женя.

Англичанин молча последовал к так называемой деловой стенке, остановился у деревянной дверцы и, найдя в связке нужный ключик, щелкнул замком. На трех полках стояли бутылки на любой вкус.

– Чего тебе?
– спросил англичанин.

– Коньяку хорошего.

– Согласен. Он извлек из шкафа бутылку "Греми", два стакана, вазочку с конфетами и умело донес все это до письменного стола. Там и разлил по полстакана. По сто двадцать пять. Разом и без слов выпили. Сдерживая дыхание, развернули конфетки и удовлетворенно зажевали.

– Хотя так пить коньяк - свинство, - отметил Дима.

– Ты из себя передо мной аристократа не корчи. Англичанин уселся в свое кресло, привычно откинулся, в удовольствии прикрыл глаза.
– Мы с тобой, Димон, друг друга и голенькими видели. Перед кем, но только не передо мной оправдывай свою плейбойскую одежду.

– Засуетился, да?
– догадался плейбой.

– Давай по второй, - предложил-приказал англичанин, не открывая глаз.

Плейбой выкарабкался из кресла, строго соблюдая дозу, налил по стаканам, поднял свой на уровень настольной лампы, любуясь затемненно золотистым цветом коньяка, сказал:

– За то, чтобы это поскорей закончилось.

Выпив, англичанин вяло откликнулся на тост.

– В любом случае это закончится. Вопрос только - как?

– За удачу не пьют, Женя.

– Не пьют, ты прав, - согласился англичанин.
– А так хочется, чтобы она была!

– Удача и есть удача. Ее всегда хочется.

– Не так, Дима. Завтрашняя наша удача - это спокойная и безбедная жизнь на все оставшиеся нам годы. А неудача...

– Неудачи не будет!
– решил плейбой и уселся, наконец.
– Давай без слов посидим и хоть минуток на пять словим кайф.

Сидели молча, ощущали, как по жилочкам растекается солнечное тепло и бодрая уверенность в том, что все будет хорошо.

– Все будет хорошо, - вслух выразил эту уверенность Дима.

– Дай-то Бог, дай-то Бог!
– откликнулся англичанин.

– Про Бога - не надо, - попросил плейбой.

– Ты что, в связи с модой поверил в Бога?

– Поверил, не поверил, а лучше - не надо.

Англичанин ликующими глазами уставился на Диму. Догадался:

– Ты боишься, Димон.