День последний

Загорчинов Стоян

Гедеон сидел у дороги, молчаливый, хмурый, как настоящий чуйпетлевец, и глядел в лес. Он крепко держал в руках веревку, а между колен у него лежала толстая дубина.

Сыбо, н е говор я ни слова, сел р ядо м с ним, но не стал смотреть в лес, а расположился так, чтобы было видно, что делается во дворе. В зорком взгляде его светилось лукавство.

Двор был полон боярских колымаг и коней. Взад и вперед сновали царские слуги, конюхи, повара; слуги перетаскивали из колымаг в дом большие подушки и толстые войлочные матрацы; конюхи проводили расседланных усталых коней, от которых шел пар; повара и пекари

гремели серебряной и позолоченной посудой, точили ножи о каменные бруски.

Между колымагами суетился Смил, помогая распрягать; дед Кузман, нищий, тенью следовал за ним.

Солнце, стоявшее уже низко над лесом, словно залило постоялый двор и людей красной пеной; зеленая листва вязов потемнела и стала гуще. По всему двору, от одного края до другого, перекликались голоса; нетерпеливо ржали лошади, которых вели на водопой; хрипло граяли соколы, как бы вторя сердитому лаю охотничьих псов. Спокойный, ровный гомон людских голосов и крики животных, нервный топот копыт, легкий запах дыма, жареного мяса и людской толпы, чуть заметное веяние вечернего ветра, от которого молодые листья на деревьях трепетали пойманными рыбками, — все дышало миром и покоем. Над вершинами деревьев на западе дрожало алое зарево, и было отчетливо видно, как ветка, качаясь, тянется, будто черная рука, к этому небесному пожару. Лес понемногу темнел, и отдельные деревья пропадали в его широко раскинувшейся темной массе. На другой стороне небосклона, высоко над линией леса, сияла серебряная луна. Наступала ночь, готовясь с одинаковой заботливостью смежить вежды и людям и животным: и медведице Сыбо и Гедеона, уже погрузившейся в ленивую дрему и лишь время от времени тихонько стонавшей из-за тупой боли в разорванном ухе, и бедному сокольничему, продолжающему безуспешно искать исчезнувшего сокола на краю леса, не смея вернуться. Вдруг, словно последний отзвук шумного дня, тишину разорвали резкие нестройные звуки труб, и с дикими гортанными криками из лесу выехали присланные царем татары.

Сыбо поглядел на новых гостей, перекликающихся со своими соплеменниками, потом кинул взгляд в сторону двора, встал и разбудил Гедеона.

— Пойдем! — сказал он. — Подымай медведицу!

Чуйпетлевец поднялся, что-то сердито проворчав себе

под нос. Дернул за веревку и пнул дремлющего зверя ногой.

— Ну-у, Станка!

Медведица огрызнулась, но тоже покорно поднялась с земли. .

— Вставай, пойдем домой! — ободрительно сказал ей Гедеон и, громко, протяжно зевнув, дернул за веревку, поиукая зверя.

Но ей, видимо, вовсе не хотелось домой. Она повернула голову '< постоялому двору и, подняв морду, стала принюхиваться. Потом тихо, довольно заворчала.

— Чует Станка, где жареным пахнет, — засмеялся Сыбо. — Пошли, пошли на постоялый двор! На пиру и для нее и для нас местечко найдется.

Медведица словно поняла оказанное хусаром: она сильно потянула к воротам. Но Гедеон не сдвинулся с места.

— Не хочу я на пир, — пробормотал он, упрямо сдерживая зверя. — Пойду к Коложеге!

— Да на что тебе Коложега? — сердито, но сдержанно возразил Сыбо. — Чай, не убежит. Ишь ты, за царской трапезой пировать не желает! Идем, говорю! Смотр и, повара уж хлопочут.

И Сыбо опять устремил взгляд на постоялый двор. Там в самом деле уже забегали царские

слуги, засучив рукава, с полными блюдами в руках. Медведица зарычала еще громче, усиленно принюхиваясь.

— Не пойду, — повторил Гедеон, махнув рукой.— Обрад заругает.

— Дался тебе Обрад. Ну, почему не пойдешь?

Гедеон почесал себе затылок, наморщил л об, но, видимо, никак не мог собраться с мыслями.

— Заругает, — повторил он только.

Потом, словно вдруг сообразив, прибавил:

— Грех.

Тут Сыбо не на шутку рассердился.

— Грех, грех! Обрад заругает! — разворчался он так, что даже захрипел еще сильней. — Да провались и Обрад и все ваше богомильское село! Медведь вас всех заешь и засуха иссуши! Вот я сейчас крикну, что ты иконам не молишься и л б а себе не крестишь, так царь вел ит татарам с живого с тебя кожу содрать!

Крестьянин поглядел на него испуганно, но вдруг сверкнул глазом.

— Что ж, кричи, — промолвил он глухо, но внятно.— А я скажу царю, что ты не из нашего села, а хусар.

Сыбо поглядел на него, слегка озадаченный.

— Глуп-глуп, а на это ума хватило, — промолвил он в раздумье. — Ну ладно, ступай к Коложеге, а веревку давай мне. Станка и с одним поводырем плясать будет.

И он хотел взяться за веревку. Но Гедеон отдернул ее.

— Не дам, — упрямо сказал он.

— И не надо. Медведица сама за мной пойдет. Идем, Станка, — весело крикнул Сыбо. — Что-нибудь нам с тобой от царя да перепадет!

Он шагнул и, вытянув из-за пазухи похожую на свистульку маленькую свирель, заиграл веселую, подмывающую мелодию.

Медведица стала натягивать веревку сильней, сильней и потащила за собой Гедеона.

Так все трое — впереди Сыбо со свирелью, за ним медведица и позади упирающийся Гедеон — вступили в широкие ворота постоялого двора.

То приплясывая, то притопывая на одном месте, Сыбо обош ел боя рские колымаги и, сделав б о льшо й полукруг, приблизился к двери во внутреннее помещение. Там он остановился, стукнул дубинкой о порог и, пнув ногой медведицу, громко запел:

Царь си^ит у себя в палатах,

За столом сидит золоченым,

Пьет вино, что ему из подвалов Его верные слуги носят,

Из больших наливают бочек,

Своего царя угощают...

Медведица поднялась на дыбы и: заревела.

— Ну-ка, Станка, попляши! — крикнул ей Сыбо и затянул другую:

Белка сделала зарубки На ореховой скорлупа:

Любят девок старики,

А старушек пареньки.

Баба старая узнала, Прихорашиваться стала:

Вместо брошек и серег —

Козьи ножки да скребок.

В косы — веник: глянуть любо! Частый гребень — чем не зубы? Пакля — чем не волоса?

И пошла баба плясать!

— Ну-ка, Станка, покажи. как стар ух а в хороводе плясала! — продолжал Сыбо, всунув дубину в передние лапы медведицы, чтоб она не упала, и заглядывая одним глазом в горницу. откуда слышался стук передвигаемой посуды, смех, крики. Медведица лениво затопталась на одном месте, покачивая головой и принюхиваясь к запаху из двери. Скоро вокруг обоих поводырей собралась толпа слуг с пустыми подносами и мехами из-под вина; было тут и несколько телохранителей с латами, что сняли с себя хозяева. Не обошлось и без нищего, который стал гнусавым голо сом подтягивать Сыбо.