День разгорается
Шрифт:
— Ну... — она вздохнула. — Совсем я не то говорю... Знаете, Бронислав Семенович, вы не слушайте меня... Так я запуталась, так я запуталась! В себя придти не могу...
Гликерия Степановна развела руками и опустила широкие плечи. Натансон слушал ее с легким испугом.
— Я сама, знаете, Бронислав Семенович, сама хотела бы участвовать! — с жаром продолжала она. — Что у меня в жизни есть? Ничего!.. Вот я купила на базаре елочку... каждый год покупаю... Зажгу ее, а детей у нас с Андреем Федорычем нету... И к чему это все? И зачем жизнь наша проходит?.. Зря...
Она снова замолчала. И совсем
— Рассказывайте, что вы там делаете? Ну!
Бронислав Семенович торопливо и кратко рассказал о том, что он делает в дружине. О Гале он не обмолвился ни словом.
— А если дружинникам вашим придется сражаться с солдатами? А? Что вы станете делать? — строго спросила Гликерия Степановна. И, не дожидаясь ответа, мечтательно протянула: — Я бы на вашем месте пошла бы тогда вместе с дружинниками... Непременно с ними и рядом с Воробьевой...
Бронислава Семеновича обожгло смущением. А Гликерия Степановна опять перескочила на другое:
— Много, ох, как много нас, таких вот, как я! Торчим на дороге, может быть даже мешаем другим... Вот пойду я домой, елочку зажгу... Да, а вы все-таки приходите к нам на елку! Я вас чем-нибудь вкусным угощу!.. И, пожалуйста, не сердитесь на меня за Воробьеву! Эта Галочка, право, очень милая!.. Приходите, Бронислав Семенович!..
Она ушла, оставив Натансона смущенным и сбитым с толку. Она шла торопливо по улице, хотя знала, что торопиться ей некуда и что вот у многих сейчас есть большое дело, многие горят и ненапрасно торопятся. Многих, наконец, дома ждут маленькие нетерпеливые и властные ребятишки...
«Ох! — вздохнула она, на секунду останавливаясь посреди улицы. — Да что же это такое?!» Но тотчас же сердито тряхнула головой и пошла дальше, большая, грузная и на вид уверенная и властная...
Вячеслав Францевич попал к комитетчикам в то время, когда там только что побывали Сойфер, Васильев и еще кто-то из их единомышленников. Разговаривать со Скудельским стал Лебедев. Разговор с недавними посетителями очевидно настроил Лебедева очень воинственно и он поэтому встретил доктора с нескрываемой язвительностью.
— Я хочу высказать свое мнение... — начал было Вячеслав Францевич.
— Ага! — насмешливо подхватил Лебедев. — И вы тоже? У нас уже были тут некоторые со своими мнениями!.. С целой даже декларацией!
— Зачем такой тон? — миролюбиво заметил Вячеслав Францевич. — Я не знаю, кто к вам приходил и с чем. У меня серьезное дело... Я бы хотел поговорить с товарищем Сергей Ивановичем.
— Вы его не скоро увидите, — сообщил нелюбезно Лебедев. — Он очень занят... Потом, товарищ Скудельский, мы вас уважаем и все такое прочее, но если вы тоже явились подавать советы и увещевать, то напрасно. Честное слово, напрасно! Ничего не выйдет!..
— Странно... — пробормотал Вячеслав Францевич. — Вы не желаете выслушать меня и говорите со мной так невежливо!
— Дорогой товарищ! Сейчас не до китайских церемоний!.. Вы знаете, что не сегодня-завтра в городе будет целый карательный отряд...
— Об этом-то я и хотел переговорить...
— И нам, — не слушая Скудельского, продолжал Лебедев, — надо быть готовыми. Поэтому...
— Значит вы даже не желаете меня выслушать?!
— Сейчас не время нам вести
— Вы — доктринеры! Сектанты! — вспылил Скудельский. — Вы напрасно считаете только себя и свою партию призванными делать революцию! Напрасно! Мы тоже что-то значим! За нами имеются массы...
— Волю масс, рабочего класса знаем только мы! Об этом нечего и говорить! Мы настоящие марксисты!.. Впрочем, еще раз повторяю: дискуссиям теперь не место...
Вячеслав Францевич беспомощно посмотрел на Лебедева. Да, эти очень упрямы! Они считают себя единственными выразителями интересов пролетариата. И это в стране, исконно считающейся крестьянской!
— Я не намерен дискутировать с вами... — раздражительно проговорил Вячеслав Францевич. — Мне было бы приятней поговорить с товарищем Сергей Ивановичем... Вижу, что говорить напрасно! Одно должен вам заметить, и передайте это вашим товарищам: рабочий класс в России представляет в настоящее время значительное меньшинство населения. Волю России могут истинно выразить только крестьянство и те, кто является представителем его идеологии. Поэтому пытаться решать судьбы страны и революции от имени всех — это по меньшей мере неумно!..
Ушел Вячеслав Францевич от Лебедева рассерженный, злой и одинаково недовольный и собой и своими противниками.
Лебедев в этот же день рассказал о своем разговоре со Скудельским Сергею Ивановичу и другим товарищам. Сергей Иванович поморщился:
— Одним миром мазаны! И он и Сойфер... Хотя и стараются доказать, что между ними есть какая-то разница...
Хмуро молчавший Антонов покачал головой.
— Вы, что, Антонов? — спросил его Сергей Иванович.
— Знаете, товарищи, меня ведь никак, я думаю, нельзя заподозрить, что я способен поддаться этим разговорчикам Сойферов, Скудельских и других. Но... — он поерошил свои полосы. — Выходит чертовщина! Они действуют разлагающе на многих. Даже на какую-то часть рабочих... Вот товарищ Лебедев сам может подтвердить, что боевые десятки наши за последние дни не увеличиваются в числе. У некоторых железнодорожников наших я подметил кой-какие сволочные настроения...
— В чем же дело? — вспыхнул Сергей Иванович и строго, поверх очков посмотрел на Антонова. — В чем дело? Разве мы не учитываем обстановку? Разве мы, действительно, как обвиняют нас противники наши, пускаемся в авантюру?!. Ясно и не вызывает никаких возражений то обстоятельство, что мы не поведем рабочих против вооруженной силы с голыми руками. И затем, при явном превосходстве противника мы не примем бой... Но превосходство противника зависит в значительной степени от нас самих! Если мы не соберем рабочих, если мы еще крепче не организуемся, то понятно, что Келлер-Загорянский разобьет нас... Повторяю: в чем дело? Чего вы хотите?
— Сергей Иванович, — покраснев и опуская глаза, промолвил Антонов, — я ведь только передаю факты... Сам я готов на все!
— Факты! — сурово воскликнул Сергей Иванович. — Факты! Кто говорит о неизменности фактов? Факты мы должны переделать!.. Конечно, в свою пользу!..
Он потрогал очки, после чего глаза его стали как будто сразу добрее, и совсем по-иному, мягче и проще спросил:
— Какие последние известия об отряде?
О последних известиях стал рассказывать товарищ с телеграфа.