Деревенщина в Пекине 3
Шрифт:
— Хорошо, — наконец произносит старший лейтенант. — Давай встретимся с твоим капитаном. Через сколько нужно быть на месте?
— Примерно через полчаса. Если выезжаем сейчас, прибудем как раз вовремя, учитывая вечерний трафик.
— Отлично, поехали, — Хуан ставит чашку на стол, демонстрируя готовность к действию.
Лян Вэй извлекает из бумажника купюру соответствующего достоинства и кладет её на стол. Затем оба поднимаются и направляются к выходу из комнаты. Когда бойфренд открывает раздвижную дверь, пропуская Хуан Цзяньру вперед, Ши Тин внезапно вскакивает с места. Её решение созревает
— Стойте! Я с вами.
Хуан Цзяньру нервно постукивает пальцами по рулю, пытаясь скрыть тревогу под маской спокойствия. Ши Тин, устроившаяся на заднем сидении, внимательно изучает затылок Лян Вэя, словно пытаясь прочесть его мысли.
— Хуан, а много ты им сегодня отдала? — интересуется Лян Вэй, пока та перестраивается в соседний ряд.
— Четырнадцать тысяч юаней, всю сегодняшнюю кассу. Больше у меня просто не было.
Она делает глубокий вдох, аккуратно перестраиваясь в соседний ряд, где движение кажется чуть более интенсивным. Когда она продолжает говорить, в её голосе появляются ноты сдерживаемого гнева:
— Почти две тысячи долларов улетели псу под хвост! — Хуан Цзяньру тяжело выдыхает, на секунду прикрывая глаза на светофоре. — Люди за эти деньги целый месяц работают! Если получится решить ситуацию и как-то их наказать, то чёрт с деньгами. Я уже смирилась, что они безвозвратно утрачены. Буду считать это своеобразным уроком.
— Да если получится этим уродам испортить жизнь, то я к вам в сауну третьей поеду! Буду… — подруга делает широкий жест рукой, — абсолютно всё, что угодно! Лишь бы срослось. Я-то думала, что была единственной. Даже мысли не было, что это системная практика.
— На то и расчет, — Лян Вэй глядит на дорогу. — В истории, которую я рассказал, никто тоже не думал о системном характере вымогательства. Просто они не учли фактор случайности и встретились с человеком, который оказался на несколько лбов выше. А в иных обстоятельствах эти случаи так и остались бы незамеченными.
— Так бы и было, — кивает Хуан Цзяньру.
— У Козлика была одна особенность — по профессиональным вопросам он всегда соблюдал строжайшую конфиденциальность, никогда не распространялся о служебных делах. Но когда дело касалось личного противостояния, он мог проявить невероятную принципиальность, вплоть до крайностей.
— Не кажется ли тебе, что он был чрезмерно самоуверенным? — Ши Тин фыркает с некоторой долей скептицизма.
— По секрету: одно из его прозвищ было «Стрелок». Закрепилось за ним после известного инцидента. А тех, которые пытались его шантажировать, он даже за людей не считал. В его понимании они были паразитами в форме, предателями самой идеи.
Хуан Цзяньру бросает на другаэ короткий взгляд, её глаза загораются:
— Что дальше было в этой истории?
— Примерно через полтора года Козлик вышел на пенсию и на официальном мероприятии, посвященном Дню милиции, случайно встретился с теми из финансовой полиции. Тогда он и дал такое интервью, что город обсуждал эту историю неделю. Дошло до Центрального Аппарата. Ему лично звонил заместитель министра, чтобы выяснить подробности.
— Невероятно! — Ши Тин впечатлена неожиданной по китайским реалиям развязкой.
— Самое примечательное,
— Откуда ты всё это знаешь? — интересуется подруга Хуан Цзяньру.
— Рассказал именно тот сержант, который прикидывался клиентом проституток и заставлял их вызывать крышу. Ему, кстати, ещё повезло. Козлик на старте дал ему по голове и он всё время разборок провел на полу, в полубессознательном состоянии. Слышал весь разговор, но активно участвовать не мог. Позже ему пришлось провести полторы недели на больничном — сотрясение мозга.
— А как ты вышел на контакт с этим сержантом, если не секрет?
Лян Вэй чувствует, как обе женщины внимательно наблюдают за его реакцией, пытаясь разгадать загадку его прошлого:
— Пересекались лично, общались часто, секретов друг от друга практически не имели. Большего, к сожалению, сказать не могу.
— И не нужно, — Ши Тин откидывается на спинку. — Кажется, я начинаю верить в существование твоего товарища из безопасности.
— М-м-м?
— На нашей работе мы сталкиваемся с людьми, которые пытаются нас обмануть. Со временем развивается чутье. Начинаешь видеть, когда человек сочиняет, а когда за словами стоят реальные события.
Она делает небольшую паузу, словно взвешивая, стоит ли задавать следующий вопрос:
— Но тебе ведь нет восемнадцати. Где ты успел приобрести опыт?
— Ну, я не зря учусь там, где учусь, — отвечает Лян Вэй уклончиво. — А насчёт человека, к которому направляемся… Я и по той линии чуть-чуть задействован. Да, не внутри Китая, но тоже опыт.
В салоне воцаряется задумчивое молчание. Пока Хуан Цзяньру следит за дорогой, Лян Вэй извлекает из внутреннего кармана пиджака ярко-красный конверт — традиционный хунбао, символ благословения и удачи. Это премия от руководства ресторана за успешную реализацию идеи с QR-кодами. Чэнь Айлинь лично передала её, выразив благодарность от имени правления за проявленную инициативу.
Хуан искоса наблюдает, как бойфренд вскрывает конверт и пересчитывает купюры.
— Держи, — он кладет стопку банкнот на панель. — Здесь десять тысяч. Считай, что они ничего у тебя не забирали. Оставшиеся четыре тысячи юаней добавлю в течение недели.
Лицо старшего лейтенанта выражает смесь удивления, благодарности и возмущения:
— Не буду я этого брать! — восклицает она, чуть не пропустив нужный поворот. — С ума сошел?
— А зачем женщине нужен мужчина?
Дамы обмениваются удивленными взглядами через зеркало заднего вида.
— Мужчина нужен женщине, чтобы быть точкой опоры и эффективно разрешать кризисные ситуации, с которыми она не может справиться самостоятельно, — не дожидаясь ответа, продолжает Лян Вэй. — Понимаю, что ты финансово независима, но тебе реально жаль отданного. Хотя те деньги далеко не последние в твоём бюджете.
— Конечно жалко! — ухмыляется паспортистка. — Я же китаянка! Прости за откровенность, но это действительно так.
— Ну а для меня их отдать легко — сумма попала в руки случайно, планы на неё не строил. Если ты чем-то рисковала, зарабатывая свои, то мне мои, можно сказать, упали с неба.