Держава (том второй)
Шрифт:
Отлаженный армейский механизм неуклонно начинал давать сбои.
Для русской армии и вообще для русского человека, на первом месте стоит идея и душевный порыв, всё остальное — вторично.
А подъёма духа как раз–то и не было… Не было и Суворова или Скобелева, чтоб вдохновить и поднять солдат и офицеров.
В бой пошла другая, необстрелянная дивизия, которая потерпела полное поражение и в беспорядке отступила.
Виновных быстро нашли. Ими оказались никому не известные бузулукцы.
10-й
«Вперёд! Наступать!» — слал ему записки с вестовыми, так как телефон не работал, Куропаткин.
Корпусной вызвал амбициозного генерала Васильева, приказав тому двигаться вперёд, но получил такой словесный отпор, что решил подавать в отставку, доложив Куропаткину, что войска полностью измотаны, и наступать не имеется, ну никакой возможности.
«Да что же вчера вы просили меня бросить хоть одну дивизию вперёд?» — прислал ему записку возмущённый командующий.
«Так то было — вчера!» — получил ответ.
«Ну как с такими побеждать?» — сумрачно сидел в китайской фанзе Куропаткин, начинающий что–то понимать, и для решающего боя покинувший вагон.
Затем, с небольшой свитой поднялся на сопку, с которой оглядел море гаоляна под ногами, и горевший Ляоян на той стороне реки.
Поднеся к глазам бинокль, осмотрел языки пламени над вокзалом и пылающие склады.
Спустившись к подножию, обидчиво поджал губы, будто кроме него кто–то ещё был виноват в поражении, и по–стариковски взобрался на лошадь, двинувшись на север, к Мукдену.
— Заготовьте приказ об отходе на Мукден, и найдите виновных в проигранном сражении, — буркнул через плечо начальнику штаба.
Тот, перебрав в уме полки в корпусе Бильдерлинга, виновными назначил чембарцев.
Сражение закончилось!
Куропаткин вновь признал себя побеждённым.
Безразличные ко всему войска отступали по грязи мандаринской дороги, перемешав батальоны и полки.
Это было уже не отступление, а бегство!
Огромный поток двуколок, китайских арб и тяжёлых парковых упряжек запрудил узкую дорогу.
Пехота, как всегда, месила грязь по обочинам.
Через три дня русские войска отдохнули, восстановив физические силы, но моральные — тот самый боевой дух, пестуя который побеждал Суворов, Куропаткин восстановить не сумел, хотя осыпал бежавшую армию наградами…
Полковник Яблочкин, отчего–то пряча глаза, без приличествующих случаю слов, протянул молодым офицерам красные сафьяновые коробочки с орденами.
— Наши генералы не умеют воевать, — сидя в палатке за бутылкой ханшина, с горечью произнёс Рубанов.
Зозулевский с Зерендорфом утвердительно покивали головами.
— Кроме командующего, вторым виновником поражения, считаю генерала Бильдерлинга, а не бузулукцев с чембарцами, — мрачно разглядывал Владимира 4-й степени Зозулевский. — Этот
Поручики вытащили из коробочек ордена, оглядели пересекающиеся мечи на ажурном орнаменте, между сторонами креста, и прикрепили их на сиреневые кителя рядом со Станиславом.
— Ну вот, другое дело, — порадовался за молодёжь капитан. — Шашка с орденской лентой и две боевые награды на груди… Молодцы! — плеснул ядовитого напитка в стаканы. — Давайте выпьем за ЖИЗНЬ, господа, — предложил он тост.
Теперь ханшина на позициях было — хоть залейся, ибо деловой китаец с помощью родственников, мигом возвёл фанзу, назвав её «Китайское бистро».
Открытие он хотел сделать по русской традиции — молебен и освящение святой водой. Но батюшка наотрез отказался, ибо дело хоть и приятное, но не богоугодное.
Тогда, по китайскому обычаю, ознаменовал открытие взрывами хлопушек, зажжёнными фонариками и прыжками родственников, наряженных драконом.
Солдатам представление понравилось не только с художественной, но и с практической точки зрения: и чай рядом, и ханшинчик. Всё по уму и благолепно…
Дымились походные кухни. Солдаты, лёжа на травке, ужинали и пили чаёк с ханшинным прицепом.
Затем, сидя у костра, развлекались песнями под гармошку и плясками.
Перед вечерней зарёй построились, и после переклички, тысячи голосов грянули: «Боже царя храни…», — вспугнув птиц, сидевших на деревьях древних китайских рощ, и побеспокоив захороненных там императоров.
В армии, постепенно, вновь начинала крепнуть мысль о наступлении. К тому же в Мукден каждодневно приходили из России поезда с подкреплением. Теперь уже Транссибирская магистраль пропускала 13 пар поездов в сутки.
Наступили дни относительного затишья, и Рубанов отпросился у Яблочкина съездить в Мукден, навестить раненого Игнатьева, получить в банке деньги, а заодно разузнать, где находится отряд Мищенко, чтоб вернуть брату долг.
Зозулевский свою лошадку не дал, и Акиму пришлось добираться до города с артиллерийской батареей, командир коей, за рюмкой ханшина, и сообщил о ранении графа.
Игнатьев встретил его бурей восторга и, придерживая перебинтованную левую руку, потащил в соседнюю палату, где Рубанова приветствовал радостным бычьим рёвом Витька Дубасов.