Держи меня крепче
Шрифт:
А кстати, сколько сейчас время? Почти час ночи. Кажется, у меня входит в привычку гулять в подобное время, а не мирно сопеть в обе дырочки в кроватке или уткнуться в какой-нибудь свеженький роман про ля-мур. Нет, вместо этого я спешу спасать сестренку от лап правосудия. Это точно я? Прямо самой не верится.
Я натянула джинсы, футболку, накинула кофточку, нашла сотовый, который оказался разряженным, что совсем немудрено, ведь на него в течение целого дня поступали звонки, отметила в уме причину, почему Соня не дозвонилась мне на мобильник, поставила его заряжаться, взяла сумку, проверила наличие денег в кошельке (в моей голове активно транслировалась картина дачи взятки органам правосудия, хотя коленки при этом жутко тряслись)
С такими мыслями я дошла до отделения милиции. Дежурные части всех подразделений работают круглосуточно, так что я беспрепятственно попала в здание и сразу же устремилась к сонному дежурному, сидящему за стеклом в немного мятом ото сна обмундировании и подпирающему подбородок левой рукой. Я нерешительно постучала в прозрачную перегородку, дежурный, немолодой дядька где-то за тридцать, встрепенулся и уставил на меня осоловелый взгляд голубых глаз, в котором проскальзывало удивление.
– Здравствуйте, – промямлила я, ожидая, что он тут же поймет кто я, зачем пришла и что тут забыла, но не тут-то было.
– Здравствуйте, – пробухтел он, раздраженный, что я мешаю ему бдить.
– Меня зовут Елена Матвеева.
– Ясно. Нате, пишите, – он протянул мне лист и, наткнувшись на недоумение в моем взгляде, кивнул в сторону ручки, привязанной веревочкой вместо оторванной пружинки к некогда ее креплению, которое тоже было сломано, думаю, стоит полюбопытствовать есть ли в этой ручке паста.
– Простите, эээ… Зачем бумага? – все же он жутко странный.
Мне что, писать заявление, что я хочу забрать сестру? Конечно, в милиции мне бывать не доводилось, но вот по телеку, когда приходят кого-нибудь вызволять из-за решетки, ограничиваются словами и обещаниями больше так не делать. А вот интересно, что она натворила?
– Заявление писать, – с видом «ты че, дебилка?» и почесав минимализм растительности под кепкой, произнес служивый.
– Ну, хорошо, давайте.
– Паспорт, – потребовал дежурный, я без задних мыслей отдала его, он тут же принялся листать мой новенький документ.
Новенький, красивый, не то, что старый, который я сто раз роняла в лужу, застирывала с вещами, да чего с ним только не было! Зато этот само очарование. Мужчина в погонах наконец-то нашел страничку с фотографией, смерил меня взглядом, сравнив с моим цифровым отображением, снова уткнулся в паспорт, на меня, в паспорт, на меня, выпучил глаза, прочистил горло, громко хмыкнул и требовательно выдавил:
– Врать изволите? – потом подумал немного и продолжил жалостливым, даже участливым тоном: – гражданка Охренчик?
У меня сердце бухнуло с оглушительным ударом, словно мешок картошки упал с пятого этажа, и в пятки ушло. Как же я могла забыть причину, почему у меня теперь новый паспорт. Ведь не бывает чудес и подарков задарма. За все надо платить. В моем случае: я заплатила своей бесценной фамилией, своей гордостью, которую не собиралась менять даже при замужестве. И вот теперь я Охренчик, конечно, ему меня жалко, мне саму себя жалко, но я еще и с наглой рожей заявляю, что все еще Матвеева. Да еще и кому? Товарищу милиционеру, который может меня арестовать… Хотя за вранье ведь не арестовывают, тем более
– Ой, простите, мы вчера только расписались, – виноватым тоном выдавила я. – Еще не привыкла.
Неужели я вру? Да. Вру. Ой, как мне сты-ы-ы-ы-ы-дно!
Дежурный хлопнул глазами, кивнул, мол, принято, протянул мне паспорт и вновь приказал:
– Пишите.
– А что писать? – решила рискнуть и спросить я.
– Заявление, – как для полоумной вновь повторил он.
– Какое заявление?
И кто из нас не дружит с головой? Неужели так сложно ответить на вопрос? Почему надо выпытывать? Можно подумать все граждане такие юридически подкованные и сразу знают что писать. Да уж, эти голубые глаза, вновь сверлящие меня, содержат долю тупизма не в меньшей мере, чем валенки, где-то девяносто к десяти процентам здравого рассудка (могла бы предположить все сто, но ведь не зря ему телефон доверили, он не безнадежен).
– О на-па-де-ни-и, – по слогам произнес страж порядка.
– Каком нападении? – с осевшим от переизбытка чувств голосом выговорила я.
На Сонечку напали? Какой кошмар! Бедная девочка… Обязательно переговорю с дядей, чтобы не пускал ее гулять, как стемнеет, и пусть она меня за это станет ненавидеть еще больше. Безопасность дороже этого. А я еще думала, что она что-то натворила. Надо быть добрее к людям, а не предполагать их вину. Позор мне.
Дежурный ткнул в район над моей головой, я обернулась, чтобы посмотреть, на что он пытается мне указать, ничего не обнаружив, вновь уставилась на него, полная вопросов и переживаний о Соне, но он продолжал тыкать в том же направлении, и тут до меня дошло, что мужчина тычет чуть ниже, чем «над моей головой», то есть прямо мне в лоб, подняла руку и наткнулась на щедро обмотанную бинтом голову, именно тогда в моей голове прояснилось, зачем он дал мне бумагу: для того, чтобы я написала заявление на того, кто якобы напал на меня. Конечно, видок у меня еще тот: рука и голова в плачевном состоянии. Тем более пришла в глухую ночь, как будто сразу после перевязки из больницы, чтобы не терять времени, а поиски напавшего на меня маньяка начались мгновенно. Он бы удивился еще больше, если бы я на Охренчика, своего законного супруга, заявление накатала, который, кстати, этими увечьями меня и наградил. Кажется, мой рот расплылся в предательской улыбке, потому что милиционер поднялся с насиженного места и, набычившись, грозно поинтересовался:
– Так, я не понял, заяву писать будем или нет?
– Нет, вы не поняли, – я стерла улыбку и начала быстро оправдываться, пока он не придумал себе ничего лишнего. – У меня сестру арестовали. Она мне позвонила, сказала. Я хотела бы ее забрать.
– Все хотят, – хмыкнул страж порядка.
– Ну, да. В тюрьме неприятно сидеть…
– Здесь не тюрьма, деточка. Здесь отделение милиции. Есть КПЗ…
– Вот! Туда мне и надо! – просияла я.
– Надо? Сейчас закроем, – в ответ мне просиял мент.
– Ой, нет, – вновь пустилась я в оправдания. – В смысле, мне не надо туда. А надо оттуда забрать.
– Кого забрать?
– Сестру.
– Ты ей кто? Мама? Папа?
– Сестра. У нее нет мамы. Я растила ее.
– Да ты себя в зеркало видела, ребенок? Сама еще не выросла, и не надо тут сопли распускать.
– Но она же позвонила мне. Сказала, чтобы я пришла и забрала ее, – растерянно пролопотала я.
– Пусть приходит отец и забирает. А ты, малолетка, здесь ничего решить не можешь.
– Я не малолетка! У меня же паспорт есть! И вообще, малолетки замужем не бывают…
– Бывают. И даже рожают. И еще по улицам шляются, бабочки-шалавы. А мы вас ловим и сажаем за решетку для прочистки мозгов. А потом родителям на руки передаем.
– Нет, ну вы что, серьезно? Скажите хотя бы, что она сделала? – Срывающимся голосом попросила я твердолобого дежурного.
– Серьезно. Марш отсюда, – он указал на дверь, где, одиноко подпирая стену, стоял молоденький мальчишка в форме.