Десять кругов ада
Шрифт:
Жду ответа. Может вы слышали про Воронцовых, которые проживали в соседнем от вас селе. Иван Максимович Воронцов.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Молодой, красивый и сильный американец был оболванен налысо, с черными островками вчерашней буйной шевелюры, модной у студентов в его родной Неваде.
Кроме того, посланца сытой и демократической страны выдавало в человеке по имени Гриф то, что руки суетливого прапорщика сейчас сдергивали с него, а именно джинсовая рубашка, кожаный жилет, новые джинсы. Даже носки прапорщик снял - собственноручно.
–
– довольно причмокивал языком прапор.
– Все заграничное. А пахучий, попугай прямо... Так!
– Он дружелюбно хлопнул Грифа по округлому заду тяжелой ладонью.
– Одевай спецуху, фраерок! А это...
– кивнул на аккуратно сложенную одежду, - тебе десять лет не понадобится. Если выживешь... Здесь быстро рога-то обломают...
– задумчиво добавил он, сосредоточенно щупая жилет.
– Кожа?
– спросил ревниво владельца.
Тот равнодушно кивнул.
Завтра жилет и джинсы, несмотря на угрозу наказания, перекочуют в гардероб сына прапорщика - Петеньки, которому они будут пока не впору, но Петенька растет быстро, и ему понадобятся они в скором времени более, чем американцу, умудрившемуся попасть в это несладкое место - советскую тюрьму...
Гриф неловко надел явно малую для его могучей фигуры зэковскую робу. Прапорщик оглядел его, довольный.
– Ничего, скоро сидеть будет как влитая. Вон жопу-то наел на свободе, надо скидывать тебе вес, сынок...
– Что-то отеческое прямо прозвучало в этой трогательной "заботе" о фигуре свежеиспеченного зэка.
С ботинками - тяжелыми, негнущимися, кирзовыми обрубками - было еще хуже, они не лезли на голую ногу. Прапорщик внимательно следил за действиями Грифа, посоветовал:
– Ничего, вот носки раздобудешь, как по маслу пойдет, враз будешь в них впрыгивать. Валяй!
– подтолкнул он распрямившегося наконец американца. Узнает американо, что есть настоящий русский тюрьма!
– захохотал вдруг, искренне и по-детски радуясь своей шутке.
Грифу хотелось плюнуть в золотозубый, дурно пахнущий широкий рот человека, который так неожиданно обрел над ним безграничную власть. Но с тоскою понимал он - уже не все позволено. Гриф, Гришка... обрел ты на святой русской земле новую свою миссию - быть несвободным, и теперь каждый твой поступок будет истолкован как поступок взбесившегося раба, и за каждым последует наказание...
– Это, - громко, как глухому, крикнул на ухо прапорщик, показывая на ботинки, - говнодавы называются! Вот. Не понял? Не бельме?
– покрутил он головой.
– Эх ты, чучмек... Береги одежу! Понял? Казенная форма не на один день дадена, другой не будет. Ступай, мудрила...
– Он легонько подтолкнул Грифа в новую жизнь.
И повели его по коридорам, и стали отворяться двери, и еще одни, и еще, и каждая из них была толще и кованее, и с каждой такой дверью все меньше надежд оставалось у растерянного человека на то, что он выйдет скоро из этого места...
ЗОНА. ГРИФ СЛЕЙТЕР
Плохо освещенное помещение с запахом прокисшей
Мир хаоса, в который я попал, пугал меня и отбирал силы, необходимые для жизни; сейчас жить уже расхотелось.
В углу большого стола сидели такие же пришибленные люди, как я. Раздатчик еды дал им пищу в последнюю очередь, посмеиваясь и говоря им что-то обидное. Наверное, тоже новички. Хороша же будет моя доля... Но пока все делают вид, что меня не замечают.
Вот и моя порция. Жалкая похлебка без жиринки. Но надо есть. Гриф, надо есть, дорогой...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Мы слонялись у столовой, ждали построения, покуривали. Случилось так, что я оказался рядом с ним, ненароком. Исподволь следил за растерянным иностранцем - я уже знал, кто он и откуда. Как, впрочем, и все - зэковский телеграф работает без сбоев.
– Ты понимаешь по-русски?
– негромко спросил я его на английском, стараясь казаться ненавязчивым.
Он вздрогнул и растерянно оглядел меня: испуг, страх, недоверие - все было в этом затравленном взгляде.
– Да, - кивнул, ответил тоже на английском.
– Тогда слушай, - говорю ему тихо, чтобы рядом не услышали, - зачем кому-то знать, что я владею английским в совершенстве. Еще в шпионы запишут, мало мне уголовных статей...
– Сегодня почти наверняка тебя будут "прописывать", - сказал по слогам по-русски.
– Это когда тебе придумают какие-нибудь экзамены... может быть, это будет... унизительно. Понимаешь?
Он мрачно кивнул, повторил по-русски:
– Унизительно?
– Я советую тебе не сопротивляться этому, вытерпеть. В драку влезть ты всегда успеешь.
– А что я должен делать?
– спросил он нелюбопытно, почти на правильном русском языке.
– Ну, мне трудно объяснить... Смотря что они там тебе придумают... уклонился я.
– В общем, это такая словесная игра. И ее надо выдержать. Попробуй. Потом будет легче.
Он ничего не понял, но кивнул, теперь уже оглядев меня более приветливо.
ЗОНА. ГРИФ СЛЕЙТЕР
Началось это все сразу. Войдя в барак, я получил жестокий удар по голове табуреткой. Ну, и рухнул у дверей, потеряв сознание.
Открыл глаза - рожи мерзкие надо мной склонились.
– Что, - говорят, - будем делать? Мыло есть или...
Здесь я не понял, что они сказали. Пусть лучше мой друг Достоевский с моих слов расскажет, что там дальше со мной было...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Хорошо, Гриф...
Подняли его, подвели к старшему в этом бараке, пахану, Дупелису. Тот весь в наколках, огромный мужик, дурной, злой.
– Че, паря?
– щерится.
– Мыло хавать или говно грызть будешь?
Молчит мой Гриф, только желваки по скулам катаются. Очнулся.