Десять кругов ада
Шрифт:
– Нэмой, что ли?
– искренне удивился Гоги.
– Отвечай, ты, придурок!
– это кто-то из молодых шавок встрял.
Гриф даже не отреагировал, глядел перед собой, окаменел будто.
– Что ж молчишь, сука?
– это уже Скопец спрашивает, под блатного он работал, в паханы хотел выбиться.
– Не уважаешь авторитетов, значит... Меня не уважаешь?
Отвернул Гриф голову и от него.
Дупелис, по кличке Хмурый, кивнул - понятно, крикнул приглушенно:
– Воды тащите!
Услужливые шавки поднесли почти
Хмурый взял одну кружку, подошел, ткнул рукой ему в грудь, сунул под нос воду.
– Пей, Америка...
Гриф оглядел присутствующих, пытаясь прочитать на их лицах: что ж ему делать? Ничего не было на их лицах, только злость и равнодушие.
– Спасибо, - с трудом выговорил он.
– Больше не хочу...
Гоги оглушительно рассмеялся, подхватили смех и другие, даже Хмурый сдержанно ухмыльнулся.
– Слышь, парни, клиент какой вежливый попался!
– перекрикивал смех, сквозь кашель, Скопец.
– Нтилегент...
– Пей, козел!
– крикнул Хмурый.
И все стихло.
И сразу двое схватили сзади за руки, скрутили его, а ловкий и злой Скопец острием заточки приоткрыл ему рот и стал заливать в горло воду из кружки. Гриф неожиданно уперся локтями в державших, подпрыгнул и ударил - сильно, в лицо ему тяжело-свинцовыми ботинками.
Тот охнул и упал во весь рост, как убитый.
– Пахана!
– захрипел он с пола.
– Ах ты, рвань!
– крикнул кто-то из шнырей и бросился на Грифа, и еще один, и двое молчавших в углу.
– Попишу суку!
– кричал Скопец, махая заточкой.
Свалили на пол, пинали в живот, в лицо, не давали встать. Потом подняли, уже окровавленного.
– Сейчас воспитывать тебя будем, сучонка, зачем Вьетнам бомбил?!
– почти ласково сказал ему Хмурый.
– Пей, падла.
Гриф нашел в себе силы проговорить разбитыми губами:
– Ноу...
Прибалт подошел тогда совсем близко и заглянул в глаза американцу, как в душу заглянул.
– Ноу? Мы тебе покажем... ноу. Ладно, - отвел взгляд.
– Отпустите его.
Гриф присел на бетонный пол, растирал руки.
– Крепкий янки, да...
– обратился Хмурый к замершим дружкам.
– Пить не хочешь, ладно. Но закон наш воровской нарушать никому не позволю. Даже тебе, ковбой!
– со значением сказал он и улыбнулся.
И кодла засмеялась, выпуская пар. Только Скопец дышал тяжело, готовый броситься, ждал еще своей очереди поиздеваться над новичком.
– Потому придется тебе на потолке расписаться, фраер...
И ничего не успел понять Гриф, как его снова схватили, раскачали и мощно подбросили к потолку.
Спортсмен, чемпион Колумбийского университета по акробатике, Гриф сгруппировался, перевернулся в воздухе и приземлился на полусогнутые ноги. Тут же его ударили чем-то по шее, и он снова упал на влажный пол. И затих наконец.
На том его и бросили.
ЗОНА.
Как оказалось, мне надо было сказать при предложении их главаря расписаться на потолке одну лишь фразу - "Подставь лесенку". И от меня бы отстали. Так все просто, но откуда ж я знал это... Позже я видел такие "прописки" и всегда предупреждал новичков, как вести себя и что говорить. Но нельзя было предугадать, что замыслят блатные.
Меня, почти без сознания, нашел на полу заглянувший в барак прапорщик. Мои мучители цинично ответили на это, что, мол, кислорода мало в бараке, и потому у янки пошла кровь из носа и ушей...
Так закончился первый мой день в русской колонии...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Гриф вскоре стал опытным зэком, начал подлаживаться к законам Зоны и, надо сказать, быстро завоевал здесь доверие. К нему уже никто не цеплялся с вопросами и дурным любопытством - ну, американец да американец, что тут такого, такой же человек...
Мы писали с ним пространные письма прокурору, но у меня было впечатление, что они просто не доходили до того, и Львов держал его в Зоне из любопытства, да чтобы похвастаться перед кем. Ничем иным я объяснить странное нахождение в Зоне иностранного гражданина не могу.
Преступление у него было надуманное, рассыпалось в прах при первом же ознакомлении с сутью дела, и небоязнь Львова держать его здесь, видимо, шла из-за того, что более влиятельные силы были задействованы в изоляции или наказании Грифа, и местная администрация снимала с себя всякую за то ответственность.
А человек сидел, безвинный.
Одно могло утешать - не он один. Но ему от этого было не легче... Через день его уже бросили в изолятор за очередную драку.
Отлежавшись в углу после побоев, на следующий день он по совету завхоза обосновался на койке сидевшего в ШИЗО блатного.
Это вновь вызвало взрыв ярости у начинающего пахана Скопца. Яростно рвавшийся в авторитеты, этот злой, крепко сбитый, сильный маленький крутой, отягощенный массой комплексов, здесь, в Зоне, как бы нашел себя. Где надо и где не надо проявлял он свой бойцовский характер, лез во все драки, часто побеждал, будучи вертким и бесстрашным. Имел привычку купаться в снегу после бани даже в самый лютый мороз, гордился этим, как и своей вечно красной хитрой мордашкой с ушами-локаторами.
Так вот, Скопец посчитал, что новичок, без спроса занявший кровать вора, опять нарушил все законы барака, Зоны и всего мира, и вновь кинулся с табуреткой на янки. И самое страшное - не получил у паханов барака поддержки и был постыдно побит дюжим американцем при равнодушном одобрении присутствующих. Грифа кинули в изолятор, а Скопец затаил на "американо" лютую злость...
ИЗОЛЯТОР. КОВБОЙ
Дверь открылась с противным металлическим лязгом, и эти подонки втолкнули меня в камеру. Сняли наручники, плюнули в спину напоследок. Спасибо...