Десять ли персиковых цветков
Шрифт:
Эти слова застряли в ушах, и, хотя звали не его, он все равно пробудился. Голос принадлежал женщине, представшей перед ним.
Став внуком Небесного владыки, Е Хуа должен был позабыть смутные отголоски прошлой жизни, однако рок, родившийся в кармическом огне алого лотоса, оказался навеки вписан в судьбу его нового воплощения. Когда он очнулся в пламени алого лотоса, первым, что он увидел, было не небо вверху и не земля внизу, а улыбающееся лицо девушки. Тогда она еще пребывала в облике юноши и звалась Сы Инем.
Он свернулся на кровати, будто громом пораженный. Некогда бесстрастные древние воды в его глазах вздымались черными волнами, грозившими перерасти в шторм.
Девушка некоторое время
– Очнулся!
И потрогала рог у него на голове. Коснувшись его еще раз, она довольно заявила:
– Из всех известных мне змей ты самый красивый! У тебя даже есть такой необычный рог, очень приятный и скользкий, – она рассмеялась, – полный восторг!
Он безмолвно опустил взгляд. На самом деле Е Хуа был грозным черным драконом, но эта невежественная женщина, видимо, ни разу в жизни не видела драконов и потому приняла его за «необычного» змея, вдобавок ко всему решив сделать из него змея домашнего.
Домашний змей пользовался множеством преимуществ. Например, девушка брала его к себе за пазуху, беседуя с ним; мягкими, нежными ручками клала кусочки пищи ему в рот и отдала ему половину своей кровати, позволяя спать у нее под боком под толстым одеялом. «Она, наверное, никогда раньше не держала змей», – думал он. Она не знала, что змей не нужно брать к себе в постель и укрывать их одеялом. Как, собственно, и драконов.
Ночами, когда она засыпала, Е Хуа принимал человеческий облик и спал с ней в объятьях, вновь становясь маленьким черным драконом до того, как девушка просыпалась на следующий день.
Она не умела красить ткани и всегда носила одежды су [157] . На фоне пестрых одеяний, которые носили небожительницы, ее наряд казался слишком простым и безыскусным, но он находил его самым красивым. Он нарек девушку Сусу. «Су» как одежды су.
В мгновение ока наступил девятый месяц, все вокруг наполнилось ароматом османтуса. В эту благоухающую пору Сусу подобрала потерявшую своего птенца старую ворону. Теперь девушка целыми днями пропадала в поисках пищи для нее, перестав посвящать все свое время маленькому змею.
157
Одежда су (кит. ??) – одеяние из неокрашенных тканей натурального цвета. В Китае такие одежды носили в знак траура, а также в случае ухода сановника со службы у правителя или расставания с родиной, что воспринималось как траур, злосчастие.
Хотя он и не подал виду, что это его задело, в глубине души Е Хуа нарастала тревога. Он понял: для Сусу нет никакой разницы между ним и этой старой вороной. Так дальше продолжаться не могло, и однажды, когда Сусу вновь ушла на поиски пищи для вороны, он, обратившись в мужчину, призвал благовещие облака и вернулся на Небеса.
На Небесах не было никого, кто разбирался бы в делах любовных лучше его Третьего дяди Лянь Суна. Нынешний Небесный владыка тоже славился в молодости своими любовными похождениями, но Лянь Сун в этом состязании вышел безоговорочным победителем, совершенно заслуженно получив звание Первого сердцееда Девяти небесных сфер.
«Первый сердцеед» ответил пытливому племяннику:
– Со смертными женщинами мне свести знакомство не довелось, но я слышал одну замечательную присказку: «Старая мамаша-дрофа любит деньги, а ее прелестницы-птички – красавчиков» [158] . Ни одна юная девушка не устоит перед красивым мужчиной. Пройдись невзначай мимо нее, улыбнись, и растопишь даже каменное сердце.
Е Хуа, отпив чая, промолчал.
«Первый
– Издревле красавицы обожали героев. Почему бы тебе не сотворить чудовище и не выпустить его в горах, чтобы оно хорошенько попугало там твою красавицу? Когда она от ужаса дышать перестанет, в самый последний момент явишься ты с мечом наперевес и отважно сразишься со зверем. Герой спасет красавицу, и у нее не останется другого выбора, кроме как отдать тебе всю себя.
158
«Старая мамаша-дрофа любит деньги, а ее прелестницы-птички – красавчиков» (кит. ????????) – образное выражение о хозяйке публичного дома и ее «девочках».
Е Хуа, подняв чашу к глазам, негромко сказал:
– Как-нибудь на досуге я помогу вам сотворить чудище, чтобы попугать бессмертную Чэн Юй. Конечно, обычный зверь ее не проймет, нам нужно чудище посильнее, чтобы оно смогло ее победить. И вот когда она от ужаса дышать перестанет, в самый последний момент явитесь вы и спасете ее. Тогда она от переизбытка благодарности тут же вам и отдастся.
«Первый сердцеед» делано рассмеялся, взмахнул веером и с беспомощным вздохом заметил:
– Ловить на красоту – ниже твоего достоинства, а план «Герой спасает красавицу» ты отвергаешь потому, что боишься, как бы у твоей красавицы сердце не разорвалось от страха. Тогда остается только сделать наоборот: задействовать план «Страдания плоти». Изрежь себя клинками и ляг у ее дверей. Она не сможет спокойно смотреть, как у нее на пороге умирает человек, и точно попытается тебя спасти. Тогда, после того как раны заживут, ты вцепишься в нее, словно клещ, назовешься и рабом, и слугой, чтобы отплатить за «спасение жизни». Разве сможет она тебе противостоять?
Чаша со звоном опустилась на стол. По мнению Е Хуа, план был идеальным. Для воплощения этого плана ему даже не нужно было по-настоящему резать себя клинками: у небожителей имелись заклинания для отвода глаз.
Едва покончив с чаепитием, Е Хуа призвал благовещее облако и устремился вниз. На этот раз он накрыл гору Цзюньцзи в мире смертных несколькими слоями магического барьера, скрыв ее от глаз и ушей Небес. Приземлившись неподалеку от соломенной хижины Сусу, Е Хуа сложил мудру и, припомнив раны, полученные при вознесении, воспроизвел на себе те кровавые подтеки.
Уловка и впрямь сработала. Когда Сусу распахнула хлипкую дверь и увидела окровавленного мужчину на пороге, она до смерти перепугалась и тут же втащила его внутрь. Останавливать кровь она умела скверно. Лежа на боку на ее кровати, Е Хуа с удовлетворением наблюдал, как Сусу судорожно возится с травами. Девушка была так напугана, что, пока она наносила лекарство, руки у нее ходили ходуном. Большая часть снадобья пролилась на пол, а половина оставшегося – Е Хуа на одежду. Жалкие капли, все же попавшие на раны, кажется, угодили туда по чистой случайности.
При взгляде на белое, словно мел, лицо Сусу, на ее слегка сжатые губы в груди Е Хуа потеплело. В нем шевельнулось что-то похожее на совесть. Когда девушка отвернулась за новой порцией снадобья, он шевельнул пальцем, и раны на его теле, повинуясь этому движению, быстро затянулись. Сусу, закончив с приготовлением снадобья, обернулась к нему. Увидев чуть ли не у нее на глазах заживавшие раны, девушка остолбенела. Ее ошарашенный вид показался Е Хуа очаровательным.
Сусу не докучала ему излишней заботой, просто позволив остаться в соломенной хижине на несколько дней, чтобы залечить раны, и это полностью совпадало с его желаниями. Она не гнала его прочь, и он, прикинувшись ничего не понимающим, даже не заговаривал об уходе. Так продолжалось вплоть до двенадцатого дня.