Детектив США. Выпуск 9
Шрифт:
— Вчера не знал — ни его, ни про него. А с тех пор узнал, что Лейвери знал миссис Элмор, что она покончила с собой, что Лейвери первым обнаружил ее труп и что Лейвери, как минимум, подозревали в шантаже Элмора — или в возможности такого шантажа. И даже ваши патрульные, похоже, заинтересовались тем обстоятельством, что дом Элмора — через дорогу отсюда. А один из них выразился, что это дело классно прикрыли — или что-то в этом роде.
Медленно, безжалостно Дегармо произнес:
— Сниму полицейскую бляху с сукина сына! Только и знают, что разевать свои поганые рты. Трепаные пустоголовые ублюдки.
— Значит,
Он посмотрел на свою сигарету.
— …Что Элмор убил свою жену, но это дело замяли по большому блату? — закончил я свой вопрос.
Дегармо поднялся на ноги, пересек комнату и наклонился надо мной.
— Ну-ка повтори, — мягко сказал он.
Я повторил.
Он ударил меня по лицу открытой ладонью. Голова дернулась от удара. Щека, казалось, мгновенно вспыхнула и вспухла.
— Повтори-ка еще.
Я повторил. Новый размашистый удар откинул мою голову в сторону.
— Еще повтори.
— Нетушки. Третий раз — везучий. Еще промахнешься.
Я потер щеку рукой.
Он нависал надо мной, ощерившись, с жестким звериным огоньком в очень синих глазах.
— Каждый раз, когда ты заговоришь вот так с полицейским, — сказал он, — ты будешь знать, что тебя ждет. Попробуй еще раз, и ты получишь от меня кое-что почище оплеухи.
Я с силой закусил губу и стал массировать щеку.
— Только сунь свое нюхало в наши дела — и очухаешься в темном закоулке, в компании бродячих котов, — сказал он.
Я промолчал. Он вернулся и опять сел, тяжело дыша. Я перестал растирать лицо, вытянул руку и медленно зашевелил пальцами, чтобы заставить их разжаться.
— Я это запомню, — сказал я. — Во всех смыслах.
21
Был ранний вечер, когда я вернулся в Голливуд, в свой офис. Здание опустело, коридоры притихли. Все двери были открыты, в комнатах орудовали уборщицы со своими пылесосами, швабрами и тряпками.
Я отпер дверь своего офиса, подобрал с пола конверт, лежавший перед прорезью для почты, и не глядя, уронил его на стол. Открыл окна, высунулся, глядя на первые огни неоновых вывесок и вдыхая теплый сытный воздух, поднимающийся от вентилятора кафе в соседнем подъезде.
Я стащил пиджак, галстук, сел за стол, достал из нижнего ящика представительскую бутылку. Налил себе, выпил — легче мне не стало. Налил еще, с тем же самым результатом.
К этому времени Уэббер, наверное, уже побывал у Кингсли. Уже объявили — или вот-вот объявят — повсеместный розыск его жены. Для них уже все ясно, остальное — дело техники, считают они. Дрянная интрижка между двумя довольно дрянными людьми, слишком много секса, выпивки, неразборчивости — и все выливается в дикую ненависть, жажду мести и смерть.
А я думаю: не слишком ли все это просто?
Я потянулся за конвертом, надорвал его. Марки на нем не было. «Мистеру Марлоу: родители Флоренс Элмор, мистер и миссис Юстас Грейсон, проживают в настоящее время в Россмор-Армз, Саут-Оксфорд-авеню, 640. Я проверила это, позвонив по зарегистрированному телефонному номеру. С уважением, Адриана Фромсетт.»
Почерк элегантный, как рука, написавшая эту записку. Я отложил ее, налил себе еще и почувствовал, что ярость медленно отпускает меня. Я толстыми,
Я убрал бутылку, подошел к раковине, чтобы сполоснуть стакан. Сделав это, я вымыл руки, окунул лицо в холодную воду, потом посмотрел на него в зеркало. Краснота сошла с левой щеки, но она немного вспухла. Не очень сильно, но достаточно, чтобы я опять весь напрягся. Я причесал волосы щеткой, посмотрел на седину в них. Ее становилось все больше. Лицо выглядело больным. Мне это лицо совсем не понравилось.
Я вернулся к столу и перечитал записку мисс Фромсетт. Разгладил ее на стеклянной подложке, понюхал, еще немного разгладил, сложил и спрятал в карман пиджака.
Посидел очень тихо, слушая, как успокаивается вечер за открытыми окнами. И очень медленно успокоился тоже.
22
Россмор-Армз — понурое нагромождение темно-красного кирпича, возведенное вокруг огромного переднего двора. Отделанный плюшем холл, а в нем тишина, растения в бочках, унылая канарейка в клетке размерами с собачью будку, запах застарелой ковровой пыли и неистребимый аромат гардений из давно прошедших времен.
Грейсоны жили на пятом этаже северного крыла, с окнами на передний двор. Они сидели вдвоем в комнате, которая, казалось, умышленно устарела на двадцать лет. В ней была тучная, слишком туго набитая мягкая мебель, латунные дверные ручки яйцевидной формы, огромное зеркало в позолоченной раме, стол с мраморной столешницей перед окном и темно-красные плюшевые портьеры по краям окон. Воздух, пропахший табачным дымом, подсказывал мне, что сегодня на обед у них были бараньи отбивные с капустой брокколи.
Жена у Грейсона — пухлая женщина, возможно, когда-то у нее были большие младенчески-голубые глаза. Теперь они выцвели, потускнели за очками и слегка выступают из орбит. У нее седые курчавые волосы. Она сидит и штопает носки, скрестив лодыжки, ноги едва-едва достигают пола, на коленях у нее большая плетеная корзина для шитья.
Сам Грейсон — длинный сутулый мужчина с высокими плечами, щетинистыми бровями, желтым цветом лица и почти без подбородка. Верхняя часть его лица выражала деловитость, нижняя — отрешенность заката жизни. Сквозь двухфокусные очки он раздраженно штудировал вечернюю газету. Я разыскал его в городском справочнике, он был дипломированный бухгалтер-ревизор, и это чувствовалось во всем. Даже сейчас его пальцы были в чернилах, а из кармашка расстегнутой жилетки торчали четыре карандаша.
Он внимательно прочел мою визитку в седьмой раз, осмотрел меня с ног до головы и медленно спросил:
— По какому поводу вы хотели встретиться с нами, мистер Марлоу?
— Меня интересует человек по имени Лейвери. Он живет через дорогу от дома доктора Элмора. Ваша дочь была женой доктора Элмора. Лейвери — тот самый человек, который нашел вашу дочь той ночью, когда она… умерла.
Они дружно сделали стойку, как охотничьи собаки, когда я намеренно заколебался на последнем слове. Грейсон поглядел на жену, та покачала головой.