Дети Исана
Шрифт:
Солнце висело над головой и нещадно припекало. Мать отправила сына в дом собираться. Довольный Кун побежал одеваться. Он надел старую рубашку, которую мать не раз красила, замачивая в отваре коры индигового дерева, после чего спустился вниз и с нетерпением ждал под домом. Мать перекинула лестницу, свисавшую с террасы, на задворки, взяла младшую дочь Бун Лай на руки, а Исун повела за руку. Они шли по обочине дороги, местами ступая по обжигающему песку. Кун вприпрыжку бежал впереди. Так они дошли до перекрестка. Рядом
— Заходи испить водицы, мамаша, — окликнула мать жена У, чем вызвала недовольство Куна.
Он невзлюбил эту женщину с первого же взгляда. Китайцы разговаривали отрывисто и нечетко — ничего не разобрать. Жена этого У мало того что говорила громко, так еще и с лица у нее не сходила угрюмая мина.
— Зачем ты с этими вьетнамцами связываешься? — спросила китаянка.
— Просто жалко стало. У них, поди, ничего нет из еды.
— Ничего этим не продавай! Они все деньги отправляют к себе на родину, не то что мы — все время тут и тратим все здесь. Нужен падэк или краска для одежды — всегда можно прийти и купить у нас, — гнула свое китаянка. — Правда-правда, и лекарство от проказы у вьетнамцев очень дорогое, а еще в долг они ничего не продадут.
Мать кивнула и вывела сына на улицу. Дойдя до вьетнамского магазина, они увидели глиняный подъем, который вел от проселочной дороги вплоть до самого дома.
Завидев новоприбывших, к ним вышли соседи — порасспросить о судьбе прежних жильцов. Чернозубые вьетнамки раздали леденцы всем детишкам, включая Куна и его сестренок. Какой-то вьетнамец сидел на скамейке и громко хлебал жидкий суп.
— Хочешь куриного бульона? — спросил он мать Куна.
— Нет, я уже поела, — ответила та, приняв мелочь от одной из вьетнамок.
— А что это за ложка такая у дяди, мам? — спросил Кун, теребя мать за рукав и указывая на мужчину.
— Она из цинка.
— Почему бы нам такую же не купить? А то у нас дома ложки только из ракушек и скорлупы кокоса.
— Где бы еще денег на это взять?
Пока вьетнамец с аппетитом хлебал бульон, к нему, пошатываясь, подошел какой-то старик и сел рядом.
— Боишься духа Попа? — спросил старик.
— Боюсь! Помоги пошаманить, чтобы этот дух никогда не беспокоил наших новоселов!
— Я изгоняю только этого духа, а не всех подряд, но и ему не могу запретить разгуливать повсюду.
Кун испугался разговоров о злом духе и потащил мать посмотреть, что есть у вьетнамцев.
— Да этот «шаман» на ногах не стоит. Он просто подлизывается в надежде еще выпить, — успокоила Куна мать, после чего они пошли глянуть, что делается за магазином.
Тит Хат, еще один местный забулдыга, долбил твердую землю киркой, орудуя ею так, что пот выступил. Кун захотел подойти поближе, но парень отогнал его: — Отойди-ка, малыш, а то ненароком и пришибить могу!.. Говорят, собаки ваши хорошо охотятся
— Да, и даже змей ловить могут. Отец их натаскал будь здоров! А ты чего тут копаешь?
— Собираюсь огород разбить — посадить баклажаны с перцем.
— А воду где возьмешь для полива?
— Надо бы сходить да где-нибудь раздобыть! Ты это, поможешь мне вскопать огород?
— Все равно же ничего не вырастет. Зачем копать-то?
— Тьфу ты. Зачем-зачем?.. Выгребная яма это!.. И вообще, вернешься домой — скажи отцу, пусть выроет такую и себе!
— Себе-то что не выкопаешь? А то каждое утро бегаешь по нужде в лес, — парировала мать Куна.
Шум голосов усиливался. Тит Хат продолжил трудиться.
— Вьетнамцы что, договорились с ним выпивкой расплатиться? — спросил Кун.
Кто-то громко рассмеялся. Мать взяла сына за руку и повела домой. Проходя мимо заклинателя духа Попа, уже шумно хлебавшего суп на пару с вьетнамцем, Кун испуганно сглотнул. «Когда вырасту, обязательно покрою себе татуировками всю грудь и стану как этот шаман, чтобы бесплатно есть у вьетнамцев куриный бульон», — подумал мальчик.
Мать попрощалась с вьетнамками, а муж одной из них громко сказал на прощание:
— Если кто из детишек болен, то приводи сюда — полечим. И таблетки, и уколы, и продукты, и разные вещи — всего полно! Нечем оплатить — можно взять в долг.
— Э-э-э… — замялась мать.
— Осторожно, а то староста района сдаст вас властям за шарлатанство и мошенничество, — сказал кто-то.
— Если уж нас сдавать, то пусть тогда и про китайцев не забудут!
Отец вернулся поздним вечером, таща на себе огромный пук слоновой травы. Кун поспешил рассказать ему обо всем, что случилось в тот день.
— Хочешь посмотреть, как китайцы с вьетнамцами поцапаются? — спросил отец, посмеиваясь.
— Хочу, но местные должны помочь новоселам-вьетнамцам.
— Почему это?
— Потому что жена одного из них раздавала конфеты ребятам.
— А давай-ка устроим потеху? Перессорим их с китайцами ради забавы и поглядим, что выйдет?
— Давай, пап, — обрадовался Кун и захлопал в ладоши. — Еще вспомнил. Тит Хат бахвалился, что он готов посоревноваться с нами в охоте на мангуста с собаками.
— Да откуда у него собаки? У него если и есть живность какая, так только белочка, да и та от пьянства. Заливает, чтобы часть добычи у нас выклянчить, — рассмеялся отец.
Кун поверил отцу. Сколько бы раз он ни встречал Тит Хата, тот всегда нетвердо держался на ногах. Прошлым вечером он бродил с кошкой на руках, напевая частушку, и призывал дождь, а дойдя до дома семьи Куна, попросил налить ему рюмашку.
— Те вьетнамцы большие молодцы. Они сажают овощи за домом.
— Молодцы так молодцы, но мы не должны им ни в чем уступать!