Дети Исана

Кхампхун Бунтхави

— Ага, пап. Одна вьетнамка сказала, что взяла бы полоза или мангуста, тогда даст нам что захотим.

— Ну что, пойдем тогда завтра на охоту?

Кун вскрикнул от радости и обхватил себя руками от избытка чувств.

— Что там у них есть в этом магазине?

— Да чего только нет. Черные мужские брюки, например, такие новые, что аж блестят… Всего полно.

— Вот как? Отец тебе купит…

— Да, пап, но только они сказали, что им надо лягушек на еду почаще приносить.

— О-о-о… Надо — наловим.

— А у нас ведь будет повозка с волами, правда? — выпалил мальчик.

— М-м-м…

Хочешь посмотреть, как китайцы с вьетнамцами пободаются? — ушел от ответа мужчина.

— Ага, пап.

— Как же, стравим китайцев и вьетнамцев, а потом вернемся спать под дырявую крышу… — ввернула мать.

Отец ничего не ответил. Открыв табакерку размером с корзиночку для риса, он скрутил самокрутку и закурил. Кун посмотрел на меланхоличное лицо отца и подумал, что если и дальше докучать разными просьбами, то отец рассердится и не возьмет на охоту…

V. Молодежь флиртует

Вечером того же дня ужин мало чем отличался от обеда: семью ждал лап из падэка, что Кун помогал готовить утром. Отец принес немного крадона, правда, сегодня молодых побегов почти не нашлось. Мать достала широкий поднос с драконом, разложила на нем лап с овощами и поставила на пол. Кун принес с кухни две корзинки с клейким рисом.

Усевшись ужинать, мальчик скрутил побеги узелком, обмакнул в падэк и захрустел.

— Старые побеги тоже полезны. Кровь закаляется, и дождь, и зной — все нипочем.

— Что, и правда, ни жара, ни холод не страшны?

— Конечно! — ответил отец, обмакивая кусочек в падэк.

Исун не шибко обрадовало, что на ужин пришлось есть все тот же падэк и рыбку-ползуна размером с большой палец, с которой она уже встречалась за завтраком.

— А вареные яйца, мам? — спросила она.

— Осталось всего три яйца. Боюсь, наши куры снесут еще пяток — и все… — сказала мать, пододвигая дочери корзиночку с рисом.

— У нас всего две несушки осталось. Одну сокол стащил, она даже не успела начать нестись, — добавил отец.

В это время жившая через две улицы соседка Буа Си зашла к ним, держа в руках нежно-желтый плод айвы: — Все поглядываю на нашу айву — плоды уже величиной с кулак, но пока не созрели. А дома у нас тоже рис с падэком едят. Монах Кен в храме дал мне два плода, а я вспомнила про малышку Бун Лай и пришла поделиться.

Едва тетушка Буа Си ушла, отец взял нож и мигом разрезал плод поперек на две половинки.

— Надоел падэк — макайте в айву, — сказал он и улыбнулся.

Мужчина взял ложку из ракушки размером с указательный палец, выскреб клейкие семечки айвы, натер мякоть, смешал с рисом и, сваляв массу в шарик, положил ее в обе половинки кожуры. Девчонки ели, причмокивая, а Куну оставалось лишь вздыхать, как вздыхали сестры при виде опостылевшего падэка.

— Доедите — отдайте кожуру матери, — бросил отец.

— Да-да, сварю компот.

— А у монаха Кена много этой айвы, пап? — спросил Кун.

— Всего одно дерево в храме, если еще не засохло. Монах не дожидается, пока плоды созреют, а снимает их зелеными, нарезает дольками и высушивает.

— Это какое-то снадобье, что ли?

— Да, как лекарство для поддержания сил.

Ты самого монаха Кена хоть раз видел?

— Однажды, мельком. Не понравился. Ребята во дворе тети Буа Си сказали, что он в прошлом рождении был претой [24] — кричит, а еще бьет всех детей по попе.

24

Прета (санскр.) — голодный дух, который, согласно индуистской мифологии, в прошлом воплощении не смог преодолеть свои порочные желания.

— Скоро ты пойдешь к нему в ученики, — сказал отец, улыбнувшись.

— Это почему же?

— Ты же собираешься идти в школу?

— Да.

— В нашей школе всего два учителя. И монах Кен им помогает.

Кун обескураженно покрутил головой.

— Иногда старший учитель вообще плетет сети и ловушки для птиц в рабочее время, — добавила мать.

— Так его зарплата — всего шесть бат в месяц. Когда комиссия округа приезжает проверять школу, у учителей там столько всяких обязанностей…

Куну не хотелось больше слышать о монахе Кене. Он взял рисовый колобок и вышел во двор к псам, которые поскуливали от голода.

В эту ночь, как и во все предыдущие, Кун спал на своем старом матрасе у стены. Вдруг раздался раскат грома. Кун подскочил, присел на корточки и замер. Казалось, молния ударила где-то рядом с домом.

— Глянь-ка, грохочет. Неужто дождались… — Не договорив, отец исчез в ночи. Мать зажгла факел, и к потолочной балке потянулась лента дыма.

— А куда это отец побежал? — спросил Кун.

— За факелами. Мы только что зажгли последний. Отец побежал купить еще. Если хлынет дождь, то они понадобятся для ловли лягушек.

Снова раскатился дальний гром. Кун вскочил и побежал к двери.

— Снизойди на нас, вода, затопи наши поля, промочи мои штаны! — прокричал мальчик строчку из песни, призывающей дождь. Ее часто исполняли в обряде с кошкой, и пьяный Тит Хат постоянно ее напевал, поэтому Кун запомнил слова.

— Не спеши… — тихонько шепнула мать.

— Почему?

— Если радуешься раньше времени, небесный Тхэн [25] может прогневаться и не послать дождя.

25

Тхэн — антропоморфный верховный бог, божество дождя, грома и справедливости по тайским и лаосским поверьям.

Когда со стороны дома тетушки Буа Си еще раз громыхнуло, вернулся отец с охапкой факелов.

— Впопыхах забыл взять с собой деньги, — сказал отец, складывая факелы на пол.

— А факелы откуда?

— От вьетнамцев. Китаеза У не открыл дверь.

— Вьетнамцы тебе дали в долг? — изумилась мать.

— Ага. Я сказал им, что я — хозяин того дома, где они покупали яйца, — они сразу мне и отпустили. Завтра расплачусь.

— Отец, ты что, теперь за вьетнамцев?! — недовольно воскликнул Кун.