Дети нашей улицы
Шрифт:
— Почем тебе знать, что мы не счастливы?
— Дед хотел для нас другого, — ответил Рифаа.
Фарахат рассмеялся:
— Оставь эти байки про деда. Он, наверняка, давно забыл про нас!
Зайтуна зло посмотрел на него, но Хигази толкнул его, предупреждая:
— Уважай людей, с которыми сидишь! И не думай драться!
Хигази, желая разрядить атмосферу, кивнул своим товарищам, и они запели:
Вот на волнах качается лодка любимого, РаспустивРифаа ушел. Некоторые посмотрели ему вслед с жалостью. Рифаа вернулся домой с разбитым сердцем. Ясмина встретила его спокойной улыбкой. Сначала она упрекала, что из-за его выходок про них стали придумывать анекдоты, но, отчаявшись, перестала укорять. Она терпела такую жизнь, не зная, к чему все это приведет, и относилась к Рифаа с теплотой и нежностью. В дверь постучали. Не спросив разрешения, вошел Ханфас — надсмотрщик квартала Габаль. Рифаа встал, приветствуя его. Ханфас схватил его за плечо своей крепкой рукой, похожей на собачью лапу, и без предисловий спросил:
— Что ты говорил об имении в курильне Шалдама?
Ясмина перепугалась, кровь прилила к лицу и голове. Но Рифаа, хотя и казался воробушком в когтях коршуна, спокойно ответил:
— Сказал, что дед желает нам счастья.
Ханфас тряхнул его.
— Кто тебя надоумил?
— Так он говорил Габалю.
Ханфас еще крепче сдавил ему плечо.
— Что об имении?
Рифаа больше не мог терпеть боль.
— Меня не волнует имение, — сказал он. — Счастье, которого я еще ни для кого на этой улице не добился, — нечто иное. Не имение, не вино, не гашиш. Я говорил об этом повсюду в квартале Габаль. Многие слышали это от меня.
Ханфас снова затряс его.
— Твой отец тоже сначала был непримиримый, но потом раскаялся. Смотри, не повторяй его ошибок! Не то раздавлю, как вошь.
Ханфас толкнул его — Рифаа упал навзничь на диван — и ушел. Ясмина бросилась к мужу, чтобы поддержать и размять плечо. От боли Рифаа прижал голову к плечу. Казалось, он был без сознания.
— Я слышал голос деда, — бормотал он, будто обращаясь к самому себе.
Она с сочувствием и тревогой заглянула ему в лицо. Неужели он и правда потерял рассудок? Раньше он такого не говорил. Ее охватил ужас.
Однажды Рифаа встретил на дороге женщину из другого рода. Она вежливо поздоровалась с ним:
— Доброе утро, уважаемый!
Он удивился, с каким почтением она его приветствовала, назвав уважаемым, и спросил:
— Чего ты хочешь?
— Мой сын одержим, — взмолилась женщина. — Прошу, избавь его от этого зла!
Как и все из рода Габаль, он смотрел свысока на остальных жителей квартала, и ему показалось недостойным оказывать женщине услугу — это могло обернуться презрением к нему самому.
— В вашем квартале нет знахарки?
— Есть. Но у меня нет денег, — ответила женщина плачущим голосом.
Сердце Рифаа растаяло. Ему также было лестно, что женщина обратилась к нему, ведь его род смеялся над ним и относился с пренебрежением. Он посмотрел на нее и решительно сказал:
— Я к твоим
54
Ясмина наблюдала за улицей, разглядывая новый вид из окна: внизу играли мальчишки, расхваливала свой товар торговка финиками, а в это время надсмотрщик Батыха одной рукой держал кого-то за шиворот, а другой бил его по лицу. Бедняга напрасно молил его о пощаде. Рифаа, сидя на диване и подстригая ногти на ногах, спросил ее:
— Тебе нравится наше новое жилище?
Она повернулась к нему:
— Здесь улица под окнами. А раньше из комнаты мы видели лишь полутемный коридор.
Рифаа заметил с сожалением:
— Жаль, что пришлось покинуть священное место, где Габаль одержал победу над своими врагами. Но невозможно было больше оставаться среди людей, которые издеваются над нами и не дают прохода. Здесь же бедняки такие добрые! Воистину велик тот, кто добр, а не тот, кто принадлежит роду Габаль.
— Я их возненавидела, после того как они чуть не прогнали меня, — с обидой проговорила Ясмина.
— Зачем же ты тогда напоминаешь соседям, что ты из рода Габаль? — улыбнулся Рифаа.
Обнажив белоснежные зубы, она с гордостью заявила:
— Потому что я выше их всех!
Рифаа положил ножницы на диван, опустил ноги на циновку и сказал:
— Ты станешь еще красивее и лучше, когда смиришь свою гордыню. Представители рода Габаль ничем не лучше остальных. Лучше всех тот, кто добр. Я ошибался так же, как ты, когда думал только о роде Габаль. Но счастья заслуживает лишь тот, кто искренне его ищет. Посмотри на этих простодушных, как охотно они идут очищаться от бесов.
— Но здесь все берут плату за свою работу, кроме тебя! — упрекнула его Ясмина.
— Если не я, то кто избавит этих несчастных от зла? Они хотят излечиться, но им нечем платить. Среди них я обрел настоящих друзей, которых у меня раньше не было.
Она не стала спорить, состроив недовольную мину.
— Если б ты доверилась мне, как они, я освободил бы тебя от того, что мешает тебе жить светлой, полной жизнью.
— Считаешь меня невыносимой? — рассердилась она.
— Есть люди, которые обожают своего беса, сами того не ведая.
— Мне неприятен этот разговор! — огрызнулась Ясмина.
— Ты тоже из рода Габаль. Они все отказались от исцеления, даже мой отец.
В дверь постучали — они ждали нового посетителя, и Рифаа готовился к его приходу.
Действительно, это были самые счастливые дни в жизни Рифаа. В этом квартале к нему обращались «уважаемый Рифаа», принимали с любовью и радушием. Все знали, что он изгоняет бесов и дарует исцеление, не требуя ничего взамен. Такого чистого человека никто из них в жизни не встречал. Поэтому бедняки и полюбили его как никого другого. И не было ничего удивительного в том, что Батыха, надсмотрщик этого квартала, терпеть не мог Рифаа, который, с одной стороны, снискал всеобщую любовь, а с другой — не мог платить дань. Батыхе нужно было только найти повод, чтобы придраться.